скользят вдоль его тела.
…Утром отправились-таки в возке за околицу села. Там Гертруда отпустила возницу, они сели на коней и верхом поскакали вдоль берега скованного льдом озера.
– Здесь утки зимуют. Много уток, – говорила молодая княгиня.
– Где сейчас Изяслав? – спросил вдруг Всеволод.
Его мучили угрызения совести. Как мог он вот так, забыв о добродетелях, грязно, как мужик, предаться блуду – одному из гнуснейших грехов?!
Гертруда, видно, поняла его чувства и грустно улыбнулась.
– Ушёл с новгородским посадником Остромиром на чудь[183]. Наверное, лежит сейчас в походной веже с очередной наложницей.
Она подъехала к Всеволоду вплотную. Нежная женская ладонь легла на его длань.
– Ты не заботь себя, не думай о нём. Ему хорошо без меня, лучше, чем со мной. – Она вздохнула. – И отчего мне так не повезло?! Если бы я была твоей женой! Мне и киевский стол не нужен без тебя! Как я была бы счастлива! Была бы твоею, открыто, не таясь. Ну почему, почему не за тебя меня отдали?!
– Не нам судить о том. Господь так определил, ему видней, – мрачно отрезал Всеволод. – Пора возвращаться, нас начнут искать.
Он резко повернул коня и стегнул его плетью.
Гертруда мчалась за ним следом, задорно крича:
– Ты говоришь, как монах, князь Хольти! Да, да, как монах!
Она громко, заливисто хохотала.
– Монах! Монах! – словно эхо, звенели в его ушах её слова.
Глава 18. Щель в двери
Как одно мгновение, пролетели для утонувшего в пуховых перинах Всеволода часы сна. Наконец, он пробудился, будто от резкого толчка, и, протерев глаза, с недоумением огляделся. За косящатым оконцем горела багрянцем вечерняя заря. Зевнув и набожно перекрестив рот, Всеволод поднялся на ноги. Стал неторопливо одеваться, слыша за дверями покоя шум шагов и негромкие голоса. Десница безотчётно потянулась к сабле в серебряных ножнах. Ощутив холод булатной рукояти, князь немного успокоился, одёрнул себя: «Что за глупости на ум идут?! Чего бояться?! Кого?!»
Подошёл к ставнику с иконами, положил крест, горячо зашептал слова молитвы.
«Грех ведь! Грех створил тяжкий!» – подумалось со страхом.
Предательский холодок пробежал по спине, руки задрожали, колени как-то сами собой подкосились и с глухим стуком ударились о дощатый пол.
В унылой тишине молился Всеволод, с надеждой и тоской взирая на лик Спасителя. Казалось, Бог смотрит на него и скорбит о его сгубленной по глупости душе. Трепет охватывал князя. Это потом, после ничего не останется, кроме ожесточения, ненависти, жажды мщения и безудержного честолюбия, сейчас же любой проступок вызывал неприятие, ужас, Страх Божий в сердце, благоговение перед вышней несокрушимой силой и волей. Хотелось плакать, рыдать, умолять о прощении, клясться, делать что угодно, только бы смыть с души позор и грязь.
За спиной послышалось тихое шуршание, скрипнула и затворилась дверь.
Евнух в чёрном
Чудь – народ, предки современных эстонцев.
