пирогами с капустой и кулебякой с картошкой и грибами.
– О, Настюха, привет, привет!
У раковины, спиной к Максиму, стояла Настя, тринадцатилетняя дочь Нины, мыла посуду, и вся ее поза, ленивые движения и томные вздохи говорили о том, какая это для нее пытка, домашняя работа.
– Здравствуйте, дядя Максим, – небрежно бросила Настя через плечо.
– О, я смотрю, ты раскусила философию жизни!
Потирая руки, Максим уселся за кухонный стол и окинул фигуру Насти веселым подначливым взглядом.
– О чем это вы, дядя Максим? – Настя лениво полуоглянулась на Максима.
– А о том, дорогая Настенька, что девочка, девушка, а потом и будущая мать должна знать все премудрости домашнего хозяйства. И не только знать, но и уметь многое делать по дому. Вот как твоя мама, например.
– Или вот как вы…
– Я? – Максим хитровато изогнул бровь. – А что? Я тоже многое умею.
– Вот и помыли бы за меня посуду.
– Настя, как тебе не стыдно, – вступилась за Максима Нина. – Домывай посуду и марш за уроки!
– Всё бы вам марш да марш… А я, может, танцевать хочу.
– И я хочу, – сказала мать.
– И я! – рассмеялся Максим.
Настя повернулась к ним, окинула обоих презрительно-оценивающим взглядом, и, фыркнув, вышла из кухни: ох, уж эти мамы, дяди, тети… учителя жизни!
У Нины был еще сын, студент второго курса строительного института: серьезный и умный парень; и вот оба они, и Настя, и Роман, не жаловали Максима, но тот старался не обращать на это внимания.
– Мужчина, – сказал он однажды Роману, – должен быть как скала.
– Время идет, а скала стоит. Так? – поинтересовался Роман.
– И время идет. И скала стоит. И ветер дует! – рассмеялся Максим. Он обладал удивительным свойством: умел сглаживать острые углы, и чуть что – смеялся так, как будто все на свете смешно и забавно.
Но когда Максим оставался у них ночевать, Роман с Настей в одной комнате, а Максим с Ниной в другой, что-то странное происходило в квартире, все поры ее наполнялись одновременно любовью и ненавистью, потому что тайна, которая творилась в материнской комнате, так унижала и оскорбляла детей, что Максим казался им чудовищным пауком, который набрасывается на мать и высасывает из нее соки, высасывает и высасывает, а она, дурочка, еще радуется этому, что еще больше мучило дочь и сына.
Однажды, когда дети были поменьше, они в отчаянии придумали такой трюк: натянули сетку в проеме туалетной двери, и Максим, в полутьме не разглядев ее, запнулся и полетел головой вперед. Хорошо, стукнулся головой не об унитаз, а о встроенный шкаф, кровь лилась рекой, а ноги Максима, самое главное, действительно запутались в сетке, и, когда все сбежались на крик (и мать, и Настя, и Роман), Максим в самом деле напоминал паука, бьющегося в кровавом экстазе в паутине сетки.
Все
