style="font-size:15px;"> – Я думала, вы старше. Мой брат отправился на учебу, когда ему исполнилось одиннадцать. Но вы высокий для своего возраста, маркиз, – девочка коснулась веером его руки. – А мне семь, и меня вместе с сестрой отправляют на воспитание в монастырь. А у вас есть сестры, маркиз?
– Да, три сестры, и они тоже в монастыре.
Когда туда отправили маленькую Николь, он рыдал три дня. А ведь мадемуазель Барбара де Бражелон еще младше!
– Раз вы едете на учебу, у вас с собой должны быть перо и чернила? – понизив голос, спросила Мари.
– Да, мадемуазель, – он тоже распахнул плащ и выудил гусиное перышко и маленькую серебряную чернильницу с крышкой.
– Я хочу, чтобы вы мне написали что-нибудь на память, – закрыв лицо веером, прошептала девочка, прищурившись. – Или нарисовали. Вы умеете рисовать?
– Немного, – на самом деле рисовать он вообще не умел, лошади выходили похожими на пушки, а пушки – на лошадей. А когда он попытался с натуры изобразить аркебузу, висящую у входных дверей, аббат Мюло покраснел и отобрал рисунок.
– Нарисуйте мне что-нибудь на память. Какой-нибудь символ. Символ нашей нечаянной встречи, Арман, – последнее слово девочка произнесла низким замогильным голосом, но на юного маркиза это подействовало самым стимулирующим образом.
Расправив на колене поданную девочкой четвертушку бумаги, он одним движением открутил крышку чернильницы и вонзил туда перо – словно шпагу в грудь заклятого врага.
Не обращая внимания, что пачкает чернилами пальцы, лихим движением он изобразил на бумаге довольно узнаваемое сердце.
– Чем вы там занимаетесь, мадемуазель? – голос мадам де Бражелон звучал обеспокоенно. Мари зажмурилась. Спрятать бумагу? Поздно. Смять? Захрустит.
Когда мадам преодолела три шага до скамьи, где сидели дети, Арман заштриховывал языки пламени, которыми увенчал нарисованное сердце.
– Что это вы изобразили, юноша? – спросила дама, протягивая руку к рисунку и гневно хмурясь.
– Это эмблема ордена иезуитов – пылающее сердце, – пояснил мальчик и потупился. Мари приоткрыла один глаз.
– И в самом деле, – подобрела мадам де Бражелон, – отрадно видеть такое благочестие.
Мари открыла второй глаз и принялась изучать закопченный потолок с самым невинным видом.
– Вы собираетесь вступить в орден иезуитов**, маркиз?
Арман не успел ответить – к ним стремительно приблизился аббат Мюло.
– Орден иезуитов запрещен на территории Франции! – провозгласил он и решительно выхватил листок у мадам де Бражелон. – После того как в прошлом году нечестивец Жан Шатель кинулся с кинжалом на его величество Генриха Четвертого, ведомый их злокозненными наущениями, – ни один иезуит больше не пересечет границу королевства!
Аббат кинул листок в огонь, и нарисованное сердце объяли настоящие языки пламени.
Мари опять зажмурилась.
