вы ее муж, а потому имеете полное право распоряжаться ее состоянием.
– Этого быть не может! – послышалось из зала, и Клаус узнал голос мистера По. Тот взбежал по ступенькам на сцену и взял из рук судьи Штраус бумагу. – Это какая-то немыслимая чепуха.
– Боюсь, что эта чепуха является законом. – Глаза судьи Штраус наполнились слезами. – Прямо поверить не могу, как легко я дала себя обмануть. Сама я никогда не причинила бы вам вреда, дети. Никогда.
– Да, обмануть вас ничего не стоило, – с ухмылкой подтвердил Граф Олаф, и судья расплакалась. – Завладеть их состоянием оказалось парой пустяков. А теперь, прошу извинить, мы с женой отправляемся домой, у нас впереди брачная ночь.
– Сначала отпустите Солнышко! – закричал Клаус. – Вы обещали!
– Да, а где Солнышко? – спохватился мистер По.
– В настоящий момент крепко-накрепко увязана, – отозвался Граф Олаф. – Если вы простите мне маленькую шутку.
Глаза у Графа Олафа блестели особым блеском, когда он нажал на кнопку рации и стал ждать, пока крюкастый ответит.
– Алло! Да, конечно, это я, болван! Все прошло по плану. Вынь, пожалуйста, девчонку из клетки и доставь прямо сюда, в театр. Они с Клаусом должны еще выполнить кое-какие задания до сна. – Граф Олаф кинул на Клауса колючий взгляд: – Теперь ты удовлетворен?
– Да, – спокойно ответил Клаус. Удовлетворен он, естественно, не был, но по крайней мере младшая сестра уже не болталась в клетке на верху башни.
– Не думай, будто ты в такой уж безопасности, – шепнул ему лысый. – Граф Олаф еще займется тобой и твоими сестрами попозже. Он просто не хочет этого делать на людях.
Клаусу не нужно было объяснять, что лысый разумел под словом «займется».
– А вот я совершенно не удовлетворен, – заявил мистер По. – Это абсолютно чудовищно. Абсолютно кошмарно. Это немыслимо в финансовом отношении.
– Боюсь, однако, что тут все по закону, – возразил Граф Олаф, – а закон налагает обязательства. Завтра, мистер По, я зайду в банк и заберу все деньги Бодлеров.
Мистер По хотел что-то сказать, но у него начался приступ кашля. Несколько секунд он кашлял в платок, а все вокруг ждали, когда он заговорит.
– Я не допущу этого, – выдохнул он наконец, вытирая рот. – Решительно не допущу.
– Боюсь, придется, – возразил Граф Олаф.
– Ох… наверное, Олаф прав, – всхлипнула судья Штраус, – этот брак имеет законную силу.
– Прошу прощения, – вмешалась вдруг Вайолет, – но, возможно, вы ошибаетесь.
Все повернули головы в ее сторону.
– Что вы такое говорите, графиня? – спросил Олаф.
– Никакая я не графиня, – огрызнулась Вайолет с запальчивостью, что в данном случае означает «крайне раздраженным тоном». – По крайней мере я думаю, что это так.
– Каким это образом? – осведомился Граф Олаф.
– Я не подписалась той рукой, которой
