еще следующим образом: быть – значит каждый раз быть раз и навсегда, здесь и теперь, каждый раз снова и снова, быть в событии бытия. Здесь эта идея выступает, скорее, как идея вечности, нежели как идея возвращения, вечности, осуществленной не в текущем моменте времени, а в особом мгновенном откровении вечности.
В эссе Ecce homo Ницше пишет о возникновении замысла “Заратустры”: “Основная концепция этого произведения – мысль о вечном возвращении, эта высшая форма утверждения, которая вообще может быть достигнута…”
Идея вечного возвращения не может быть популярной уже потому, утверждает Успенский, что она должна неизбежно казаться абсурдной с точки зрения ординарной логики, ибо нет ничего повторяющегося в мире наших трехмерных пространственных восприятий и в том, что мы обычно считаем временем. Современные понятия времени, по Успенскому, не оставляют места для концепции повторения. Напротив, ординарная мудрость гласит: ‘ничто не повторяется’ и предлагает идею линейного развития времени. У современного человека нет даже идеи параллельных времен, и любой свой опыт он сводит к одномерному временному восприятию. Любое событие он помещает либо спереди, либо позади себя на линии времени, не допуская возможности параллельного или обратно направленного времени.
Ординарная саентистская модель механического эволюционизма предлагает взгляд на человека, заключающийся в том, что человек со всеми своими мыслями, желаниями, вкусами и ценностями возникает из ниоткуда и исчезает в никуда. В этой системе время имеет только одно измерение, а именно – протяженность, и причем ограниченную протяженность – и одно направление – от рождения к смерти. Но, как замечает П. Тиллих, “Нет другого способа судить о времени, чем увидеть его в свете вечного”[245].
Согласно Успенскому, христианство непоследовательно говорит о жизни после смерти, но не о жизни до рождения. Теософские понятия о реинкарнации душ на земле также не выдерживают критики с точки зрения последовательного рассуждения о природе времени, поскольку теософия не ставила перед собой этого вопроса, и тема разнонаправленного движения во времени встает перед теософией только прикладным образом в связи с вопросом о перевоплощении.
Развивая свою концепцию вечного возвращения, Успенский пишет: “Совершенно так же, как некоторые воспоминания о настоящей жизни исчезают из круга бодрствующего сознания и появляются вновь, когда мозг бывает чрезвычайно чувствителен и способен отвечать на вибрации, в обыкновенное время не воспринимаемые им, точно так же и память о прошлых жизнях сохраняется в области, недоступной для физического сознания… Вся трудность воспоминания коренится не в забывчивости, ибо низкий проводник жизни, физическое тело, никогда и не разделяло прежних жизней своего хозяина, трудность заключается в том, что настоящий проводник поглощен всецело окружающей его средой, вследствие чего и не способен отвечать на тонкие вибрации, посредством которых проявляется его высшая природа. Кто хочет
Paul Tillich. The Eternal Now. N.Y., 1963. P. 123.
