Глаза его разлетелись: один глянул в окно, а другой на дверь. – С-скукота с-смертная!
На этот раз дверь понравилась ему больше. Крендель снова собрал глаза в кучку, взял портфель и спокойно вышел из класса, для уверенности хлопнув так, что вздрогнули все, кроме англичанки. И через секунду под закрытой дверью к нам прополз листок с контрольными заданиями. Кобылянская, ухахатываясь, подобрала его и отдала училке.
– Приступайте, – сонно сказала англичанка, даже не взглянув на дверь и на подобранный Мартой листок. – Осталось сорок минут.
Все задания в листке были написаны на английском – никакого уважения к российским ученикам! Потому ответы я решил писать на родном русском языке, не зря же меня этому научили. Пришло время применять знания. Неожиданно я так увлёкся, что мне даже понравилось это дело. Буквы выходили красивые, ровные, я был просто в писательском ударе! Слово за слово, вскоре весь листок с контрольной оказался исписан. Я огляделся – все ещё корпели над заданиями – вот дураки!
– Я всё сделал, – гордо поднял руку. – Можно сдавать?
– За десять минут справился? – без удивления спросила англичанка.
– Ага, тича!
– Ну, иди сюда, кид, тащи свой листо-ок, – зевнула она, – погляжу.
Я сдал контрольную самым первым и возвращался на место досрочно освобождённый, под завистливые взгляды одноклассников. Сел себе за парту и стал тихонько следить, как англичанка читает мои ответы. На её лице не было видно восторга, но это простительно: она всегда такая отмороженная – не помню, чтобы хоть однажды улыбнулась или разозлилась. Училка проверила всё до конца – ни одного исправления! – а потом разом черканула что-то и положила мой листок на край стола.
– Вы уже поставили оценку? – Мне не терпелось похвастаться перед всеми, кто ещё кряхтел мозгами над заданиями, своей заслуженной пятёркой.
– У-гу…
– Что? Что я заработал?
Англичанка ответила медленно и тягуче, пожёвывая язык:
– Ся-яткин – два!
– Как два?! Не может быть! Покажите!
Я сорвался с места и подскочил к учительскому столу.
Англичанка протянула мне раненый, рассечённый поперёк красным лист. Под перечёркнутой работой гордо выгибала шею, точно дразнилась, огромная двойка.
– Нет! Я не мог на двойку написать! У меня всё было правильно!
– Сяткин, умей признавать свои ошибки, – тихо и спокойно сказала англичанка.
И тут же я завизжал противным тонким голосом, какого у меня с детства не было. Я не мог понять, откуда взялся этот звук, только он совершенно не хотел кончаться. Не в силах закрыть рот, я всё тянул и тянул поросячье «и-и-и!». А сам смотрел вокруг, будто мне фильм ужасов показывают. Все стали затыкать уши. Димка Пирухин под парту залез и начал оттуда мне подвывать. Шпица за грудь схватился и по стулу сползает, а сам весь белый как зефир. Лишь англичанка сидит спокойно, точно приклеенная,
