же, будут… – Илюха сердито свёл брови, отчего курносое добродушное лицо стало еще уморительнее, – у Еголия дождёшься, он всегда не по заслугам бьёт, а по заголбку.
– По загорбку, значит? Ты из холопов или как?
– Батюшка мой задолжался купцу, теперь я по кабальной записи десять годов на него работать должон.
Проходивший мимо молодой конюх отвесил парнишке легкий подзатыльник – «Опять колокола льёшь про родителев?» – и обратился уже к Александру:
– Не слушай ты его, мил человек, врёт все. Сирота он круглый. Прибился вот ко двору, живет из милости, дурачок. А про отца и холопство заливает по глупости своей, весу себе набавляет, байстрюк.
Одинец поймал мальчонку, приподнял легкое тельце:
– Холопство, брат, последнее дело. Особенно, когда добровольно…
– Это верно, – подтвердил словоохотливый конюх, сваливая под ноги несённую им конскую сбрую с намерением обстоятельного и неспешного разговора:
– Но коней любит – страсть! И управляется с имя любо-дорого…
Одинец прошелся пучком сена вдоль лоснящегося конского хребта, вновь глянул на худенькие плечи подростка:
– Кормить-то, видно, его не всегда вспоминают?
– Да уж, у нас тут к еде никого не приневоливают. Березовой каши, правда, холопам вволю насыпают.
– Строг хозяин, стало быть?
– Не столь хозяин, как приказчик его, вон тот, Силантием звать. У некоторых из наших задницы от плетей заживать не успевают.
Одинец поглядел, куда украдкой указал холоп: в дальнем конце двора разговаривал с обозниками невысокий плотный мужик в щегольской синей поддевке. В обоих ушах приказчика висели золотые кольца.
– Да у хозяина нашего не только дворня стонет, – продолжал конюх, – жена с дочерью тоже по одной половице ходят, дыхнуть боятся. Тут намедни…
Одинец нетерпеливым жестом прервал его болтовню:
– Ты, дружище, не всё, что на уме, на язык пускай. Знать меня не знаешь, а бренчишь как коровье ботало.
– Зловледина! – вдруг вмешался в разговор Илюха, уловивший, что речь зашла о приказчике.
– Чё бы понимал! – конюх вновь легонько шлепнул парня и засмеялся: – Дурында! Временами невесть какую околесицу несет. А порой ляпнет – и в саму суть! Сиди и соображай, кто кого умнее: ты иль он?
Выезжали под дружный гомон собравшегося на улице народа: возчиков пришли проводить матери, жёны и ребятня. Блажили, заливались младенцы на руках, лаяли собаки. Угловое окно светёлки в доме распахнулось, и Одинец увидел, как в проёме появилась молодая женщина с бледным лицом, укутанная в шаль. Рядом с ней стояла худенькая девчушка, помахавшая купцу рукой. Рогуля чуть взмахнул ответно, пустил коня в рысь и съехал со двора, более не оглянувшись.
На четвертый день пути обоз пересек границу владений московского князя. Начинались тверские земли.
