Свердловска; все вопросы – так совпало – пришлось решать ей с Георгием, и поразило ее в нем то, что он был совершенно не таков, как все: ни разу не сказал ни одного пошлого и двусмысленного слова, ничего не предлагал и ни на что не намекал, не шутил, не заигрывал, а был прост, вежлив, сосредоточен и в то же время – как бы за тысячи километров от всего, что творилось в отделе, в министерстве, вообще в мире. Он был бледен, худ, глаза глубоко запали, и столько в них угадывалось страдания и муки, столько боли и горечи, что однажды Катя не выдержала и прямо спросила его:
– У вас случилось что-то тяжелое?
Он посмотрел на нее с непониманием, потом с удивлением.
– Да? – повторила она вопрос.
И поскольку он решил к тому времени, что ложь – преступление и что жить нужно по правде, ему пришлось искренне ответить:
– Да.
– Вы знаете, я замечала, – сказала она, – тот, кто страдает, становится очень красивым человеком. Вы удивительно красивый. У вас красивое лицо. И красивая душа. Да, да! – Она сама не понимала, почему, с какой стати, на каком основании говорит ему эти слова, и очень испугалась, что сейчас он может рассердиться и перестать разговаривать с ней.
А он смотрел на нее и ничего не понимал.
Какие странные, удивительные слова говорит ему эта молодая женщина. Кто она? Откуда взялась? Почему так разговаривает с ним?
– Я живу в Свердловске, вместе с бабушкой, – как будто услышав его, объяснила она. – И вот знаете, мне бабушка всегда говорит: главное в жизни – любовь, и назначение женщины – любить, но любить она должна только красивого душой человека.
(В то время, в прошлом году, бабушка Кати была еще жива, но вот недавно, весной, умерла; умерла с легким сердцем: она знала, – Катя открылась ей, – что внучка наконец встретила именно такого человека.)
– Как зовут вашу бабушку? – спросил тогда Георгий.
– Так же, как и меня, Екатерина, Екатерина Ивановна, – ответила Катя.
– У вас такая удивительная бабушка.
– Правда? – улыбнулась Катя озарённой улыбкой.
– Правда.
С работы, из министерства, они вышли вместе, и направились в сторону министерской гостиницы, где жила Катя; отчего и почему, Георгий и сам не знал, но рассказал вдруг Кате все, что было его жизненным крестом и камнем.
– Ах, как хорошо, – сказала Катя, – что я никогда не видела ваших детей.
– Что же тут хорошего? – не понял Георгий.
– Когда видишь детей – их всегда жалко. Но жалость затуманивает правду о мужчине.
– Что же это за правда о мужчине?
– Правда такая: мужчина рождается для того, чтобы растить своих, а не чужих детей. Так мне всегда говорит бабушка.
Георгий, удивленный и пораженный, какое-то время молчал.
– Да, в самом деле, Катя, у вас необыкновенная бабушка, – наконец задумчиво проговорил
