и побежденные. Отчего же не побыть в роли победителя? В конце концов мужчина – всегда победитель, если он идет до конца. А кому не хочется лишний раз убедиться в том, что он – мужчина?
Мужа Жан-Жанна презирала. За что – о том рассказ ниже.
В Иване Карловиче, любовнике, она обожала эрос (именно так она выражалась), но не любила в нем хитрость, изворотливость, жадность.
И вдруг – Евграфов. Которому ничего не нужно. Добр. Улыбчив. Сговорчив. Что вам нужно от меня, Кант Георгиевич? О, ничего, Жан-Жанна, абсолютно ничего… Вот ведь врет, а все-таки приятно, когда человек говорит, что ничего ему не нужно от тебя. Наоборот – он только и занят тем, что делает подарки. Поверьте, это доставляет ему удовольствие. Один раз – джинсы. Джинсы – с ума сойти! Настоящие, американские, с заклепками, с «фирмой», с замками. В другой раз – позолоченные часы. В третий – югославские сапожки. В четвертый – японский халат и отличное, японское же, нижнее белье. В пятый…
В пятый раз они оказываются у Жан-Жанны дома. Сначала – за чашкой чая. Потом – в постели.
В метро, перед самым выходом из дверей, кто-то нечаянно толкнул Екатерину Марковну, сумка ее раскрылась, и апельсины, как бильярдные шары, веером покатились в разные стороны. Несколько человек бросились помогать Екатерине Марковне; она в благодарности кивала головой, подхватывала апельсины и, краснея, будто делала что-то постыдное, быстро складывала их в сумку. Неожиданно в одном из мужчин она узнала Нуйкина.
– Семен… Иванович? – удивилась она.
– Да, я, – кивнул он. – Только Семен Семенович. Добрый день, Екатерина Марковна.
– Вы? Откуда? Что вы здесь делаете? – Странные вопросы задавала она, как будто человек не имеет права оказаться там, где он оказался. Тем более в Москве, где дороги каждого неисповедимы.
– Я здесь живу. Неподалеку, – ответил он, и они вместе вышли наконец из метро.
– Странно, – сказала она. – Насколько мне помнится, вы жили от «Сокола» Бог знает на каком расстоянии…
– Все меняется, Екатерина Марковна, – ответил Нуйкин. – В том числе и место жительства.
– Ах, да, да… – догадливо произнесла она, вспомнив, что Нуйкин ведь собирался разводиться с женой.
Сколько прошло времени со дня их последней встречи? Верней, с того дня, когда Екатерина Марковна выставила Нуйкина за дверь? Тогда была осень, сырость, промозглый вечер, теперь – апрель, сухо в Москве, набухают почки тополей, скоро майские праздники… Полгода? Пожалуй, даже больше.
– Разрешите, – Нуйкин подхватил сумку Екатерины Марковны.
– Но мне вот сюда. Налево, – показала она.
– Ничего. Мне почти туда же, провожу вас, – сказал он.
Некоторое время шли молча. Странное дело, оба чувствовали, что за последние месяцы они изменились. Или это только казалось?
– Ну как вы, развелись с вашей женой? – спросила она.
– Да, развелся, – кивнул он.
