ведает, но занимался он, кроме работы, и многими другими делами. Это и было «во-вторых», что знала о нем Нина. Потому что через Магулина проходили тысячи вещей – золотые и серебряные кресты и крестики, иконы, оклады, цепочки, книги, картины, серьги, женские сапоги, каракулевые шубы… все это текло сквозь него, как сквозь сито, оставляя на решете золотые блёстки барыша – рубли, пятерки, десятки, сотни… Магулин не был каким-нибудь дешевым ханыгой, пьяницей, бабником без разбору, он находил в своих делах артистизм, чувствовал себя игроком, победителем, мужчиной… Что ни говори, было в нем нечто завораживающее, покоряющее женское сердце…
– Фу-у, надоело валяться! – Магулин озорно подпрыгнул на постели. – Сварила бы ты кофеек, а, Нинок? Настоящий, турецкий! С перчиком, а?!
– Ты хочешь? Басик, будет тебе кофе… Но вначале поцелуй… Вот так. И вот эту тоже… Какой ты чудный, Басик… – Она обвила его голову руками, поцеловала в макушку, погладила волосы, вдруг растормошила их, рассмеялась.
– Ты чего? – улыбнулся Магулин.
– Увидел бы нас Скоробогатов! Господи, его б, наверное, хватил удар!
– Не беспокойся, он тоже время зря не теряет…
– Кто? Скоробогатов? – Она рассмеялась еще веселее. – Не знаешь ты Скоробогатова! Да это рохля, слизняк, какая баба на него клюнет?!
– Есть и такие – любят пожалеть… Разный народец эти женщины.
– Не знаю… Нужно быть стопроцентной дурой, чтобы клюнуть на такого индюка!
– Да ведь ты-то вышла за него замуж?
– Молодая была. Глупая. И потом – влюблена была…
– В Скоробогатова?
– А что? Он мне тогда казался таким… важным, степенным. Опора. Диплом с отличием. Научные перспективы. Много чего, Басик, тогда казалось… А кончилось все вот этим – ты у меня в постели, а он Бог знает где.
Сидели вскоре на кухне, пили обжигающе-горячий терпкий кофе мелкими глотками из золоченых, с наперсток, кофейных чашек. Пили, блаженствовали, разговаривали.
– Скажи мне, я тебе долго еще буду нравиться?
– Долго.
– Ты просто прелесть, Басик!
– Ты мне будешь нравиться, пока тебя не бросит Скоробогатов.
– Как это?
– Не люблю брошенных женщин. В них есть что-то второсортное.
– А твои брошенные жены?
– Они уже не мои. Как женщины – не мои. Остальное меня не интересует.
– А ты думаешь, Скоробогатов бросит меня?
– А ты думаешь, у вас будет так вечно продолжаться?
– Года через три рожу ему ребенка.
– Три года – это три года. Кое у кого за три года и кости могут истлеть.
– Это ты кого имеешь в виду?
– Так, никого. К слову…
– Интересно, где он сейчас бродит?
– Говорю
