стало ледяным.
– Потому что там для меня не нашлось роли.
– Ой, Лерочка, неужели ты все еще злишься? – хохотнул Климов. – Надо не Аделаиду ругать, а себя, свою внешность. Вы понимаете, – обернулся он к Жене, – Лера и сейчас-то нежная и очаровательная, а пятнадцать лет назад она была просто Дюймовочка. Пупсик такой розовенький. А для этого спектакля требовались дамочки покрепче. Вот эта, Алина, – он ткнул пальцем в блондинку на фотографии, – к тому времени прошла все медные трубы, ей даже играть не приходилось, изображала себя, да и все. Ну а наша Аделаида вообще родилась этакой роковухой, она для себя роль и писала.
– Сама писала? – уважительно переспросила Женя, надеясь, что голос не дрожит. Она разволновалась необычайно – из-за Неборсина, конечно. Еще одно совпадение – Климов был с ним знаком! – явилось очередным полновесным доказательством правоты Грушина. Да, здесь все очень далеко от случайностей!
– Точнее, переводила. Уверяла, будто нашла забытую пьесу Агаты Кристи и сама ее перевела. Аделаида работала у нас в пединституте на кафедре эстетического воспитания и вела студенческий театр. Вот уж была эстетка! Вот уж была артистка! – покрутил головой Климов.
– Почему была, интересно? – подала голос Валерия. – Артисткой она родилась – артисткой и умрет. А уж эстетка теперь стала такая, что не приведи господь.
– А ты откуда знаешь? – вскинул брови Климов. Ого, супруги все взяли на себя, работали даже без наводящих вопросов. – Мы же лет пять не общались, если не больше.
– Да я видела ее в аэропорту, когда летела во Франкфурт.
«Точно! Вот так она узнала, что Валерия улетает и можно действовать свободно!» – нервно сжала руки Женя.
– А ей что делать в аэропорту? Тур какой-то?
– Встречала рейс из Амстердама. Наша-то Ада теперь знаешь кто? «Орхидея»!
– Как это – орхидея? В каком смысле? – озадачился Климов.
– В самом прямом, – усмехнулась Валерия. – Уже полгода, как она купила двухэтажный дом неподалеку от площади Горького. На втором этаже личные апартаменты, на первом – магазин. Это нечто! У Аделаиды последний муж был очень богат. Умер от инфаркта – все оставил ей. Теперь она живет на проценты с капитала, а для забавы держит две игрушки: магазин и любовника. Такой сла-аденький брюнетик, лет двадцати, не больше. А ведь нашей Адочке сколько? Сорок пять, сорок шесть? Или уже даже за?…
– О господи! – вздохнул Климов. – Угомонись, чудовище с зелеными глазами!
– Да, кстати! У Аделаиды теперь зеленые глаза! – с новым пылом воскликнула Валерия. – Изумруды натуральные. Контактные линзы. Теперь она вообще стала вылитой ведьмой, даже жуть берет.
Климов обреченно завел глаза.
«Сладенький брюнетик? Забавно! – подумала Женя. – Как это Грушин описал шофера, который деньги привез? „Не шофер, а балерун какой-то“?»
– Вы
