опаска возьмет, не то что в сумерках посередь леса…
– Что молчишь, язык проглотил? – поддразнивает. – Али девки прохожей испугался?
– Ничего я не испугался, – буркнул Илья.
– На базар, что ли, собрался? Жеребенка ведешь…
– Увязался…
– Ну, не хочешь говорить, не говори. Мне с тобой тоже разговаривать недосуг.
И пошла было себе дальше, да остановил ее Илья.
– Ты это, погодь маленько. Ты здесь ничего не слышала?
– Птицы поют, звери бегают, деревья листвой шелестят. Лягушки, вон, квакают.
– Не про то я…
– А про что?..
И как только случилось, что Илья ей рассказал? Не собирался ведь, хотел попрощаться и идти себе, рот открыл – и слово за слово, ровно из дырявого мешка. Спокойно выслушала, голову набок чуть склонила, в глаза смотрит и слушает.
– Вон оно значит как, – протянула, как пропела, когда Илья замолчал, коря себя на чем свет стоит. – Смерклось уже, ничего не разглядишь. Идем со мной, помогу тебе.
– Да ты что! – шарахнулся Илья в сторону.
– Идем, идем. Я здесь недалече живу. Не бойся, не обижу.
Не умеет Илья с девками да бабами себя держать. Ефросинья для него уж и невесту подыскала, а он, как с печи встал, не то что заговорил – и не посмотрел толком ни на одну. Если б не жеребенок, в жизнь не пошел бы. А то ли баба, то ли девка – потрепала стригунка по холке, тот прижался к ней, словно к родной, глянул на Илью большим глазом. Ну, коли так… Того не вспомнил, как покупал.
Свернула с дороги – и в лес. По тропинке. Не было ее, когда мимо шел, иначе заметил бы. Голову под топор, конечно, не положу, а не было. И прытко так идет, легко, ровно летит. Жеребенок впереди, Илья чуть приотстал.
– Так ты что же, одна живешь здесь?
– А ты чего спрашиваешь: просто так, али интерес какой есть?
Тьфу ты, лучше уж молчать.
Озирается Илья. Он сюда прежде не забегал. Ну, может один раз и было. Оврага вот этого, к которому вышли, не помнит. Ни родника, ни избушки по другую сторону. Вниз спустились, она в сторону свернула, не стала подниматься. По дну оврага пошла, не так, чтобы далеко. Остановилась, Илью подождала. Сунула руку в лукошко, достала траву какую-то невзрачную, протянула.
– Разжуй хорошенько, и проглоти.
Как бы не так! Не на того напала… Кабы не взгляд этих глаз, зеленых-презеленых…
Взял Илья траву, сделал, как велено было.
– Смотри теперь.
Смотрит Илья, будто маревом каким склон оврага подернулся. Разошлась в стороны зелень свежая, открылась дверь, железом окованная, семью замками пудовыми завешенная.
– Не всякому дано замки снять, не всякому дверь откроется. Гляди.
Опять сунула руку в лукошко, опять траву достала. Приложила к замку. Ахнул замок, разлетелся в кусочки мелкие. А чему удивляться-то?
