какая покрупнее да к поверхности ближе, ту и бьет. Одно неудобно, чуть зазеваешься – так и бултыхнуться недолго. Не раз и не два молодец в воду слетал; досадно, конечно, ан сам виноват. Тут же, мало – грохнулся, мало – словами отметился и рыбу упустил, так еще и посмеялись над ним. Чего и не посмеяться, коли в самую травищу угодил, торчит из нее, ровно водяник, фыркает, тину от себя отметывает, и никак от слов избавиться не может – так и прут косяком, одно другое подталкивает. Услышал смех, замер. Не иначе, девка какая в его края забрела. Сколько живет здесь, не случалось такого, а тут – на тебе. И впрямь – девка. Мелькнули в кустах коса русая да сарафан цвета неба весеннего, прошумело-прошелестело… Тут его на берег ровно рукой могучей выбросило; спроси как – не ответит. А кого б не выбросило? Может, из тех она, что на дне речном хороводы водят… Вишь, вон там, водоворот какой обозначился, непременно под ним есть кто-то, кружится.
Осмотрел потом, кусты-то. Только ничего не нашел, как ни рыскал. Подумал-подумал, и решил – почудилось. Совсем было из ума выкинул, опять приключилось. На том же самом месте. Сунулся это Владимир к реке, водицы испить, а из воды на него не он сам – девка смотрит. Скалится, подмигивает. Шарахнулся от берега, чуть было вовсе не убежал. Постоял, оглянулся, ухватил орясину потяжеле, приступил осторожно, да как хватит по воде со всего маху. Половину воды, небось, на берег выплеснул… И опять ничего. Зарок дал, чтоб больше впредь сюда – ни ногой. Угу. Зарок кому другому давать хорошо, окромя себя самого. Идет это он себе в какую ни на есть сторону, а ноги сами к ивам переплетшимся несут. Раз принесли, другой… Сдался. Не слыхал никто зарока, так вовсе его и не было. Чуть не каждый день, по делу ли, без дела, бегать сюда стал.
И набегал своего. К добру ли, к худу ли, а набегал.
Сидит на его месте промеж ив девка, с косой русой, в сарафанчике простеньком, цвета неба весеннего. Ногами болтает, чего-то там в воде высматривает. Как ни крался, чтоб поближе посмотреть, все одно углядела.
– Чего крадешься? – кликнула насмешливо. – Аль испужался?
– Вот еще, – буркнул Владимир, раздвинул кусты и вышел на берег. – Было б, кого пужаться. Да и не из пужливых я…
– Это хорошо, что не из пужливых, – девка отвечает. Склонила эдак головку к плечику, прищурилась лукаво, смотрит на молодца.
– Ты кто ж такая будешь? – Владимир спрашивает.
– Сам-то как думаешь?..
– Ну…
– Вроде нет на мне хомута, чтобы нукать. Можешь ничего не отвечать, сама все вижу, за кого почитаешь. Только ты это зазря. Да и не на горе тебе, на счастье пришла, коли и впрямь не из пужливых, как бахвалишься.
– На какое такое счастье?
– Обыкновенное. Коли сумеешь его добыть, так и будешь счастлив.
– Это каждому на роду написано…
– Каждому – да не каждому. Иной сколько слез прольет, сколько одежд, по белу свету бродивши, износит, ан счастье-то под боком было.
– Ты
