утешить её или приласкать оставались безуспешными. Наверное, поздно спохватился. За работой и делами чего-то не понял, просто привык, что так есть и будет. Мне было хорошо и спокойно с ней, я надеялся, что и ей тоже. В душу, конечно, не залезть, но почувствовать, ощутить перемены – это было в моих силах. Я не испытывал неприязни к моему собеседнику, да и в чем он виноват? Нет, виноват, конечно. Или нет?
Мне кажется, что я смог бы пережить факт измены, спонтанный, вызванный неизвестно каким всплеском эмоций, и даже понять. Возможно, она сама не могла себе простить, или я в очередной раз ошибаюсь? Или, узнай я об этом, то волей неволей представлял бы, как она там, ежечасно. И довёл бы и её, и себя. Может, она почувствовала то, что я не мог дать при всём своем старании. Да где оно. По крайней мере, она до сих пор одна, как теперь принято выражаться, и это доподлинно известно. Но на мои звонки и попытки объясниться не отвечает. И осознание этого усугубляет мою вину. Нет, мы, конечно, время от времени общаемся, и сын не без моего внимания, как и должно быть. Но инстинктивно чувствую, что возврата не будет.
И поэтому сижу здесь, на открытом воздухе, если позволяет погода, и выпиваю свою бутылку пива, как правило, не больше, ибо пару кварталов надо проехать до дома, молчу и слушаю чужие истории, совершенно не подозревая, что и сам могу оказаться её героем.
Но если бы на этом всё и закончилось.
Глава 2
Прошла неделя, или две – уже и не припомню. Я по-прежнему иногда забегал на пятачок – вернее, заезжал, и, перебросившись парой фраз с продавщицей, устраивался под тентом со своей бутылкой или пластиковым стаканом. Лица вокруг большей частью были знакомы, и мы иногда кивали друг другу, признавая сей непреложный факт. Отчего становилось уютней. Но я исподволь оглядывал публику, ожидая, что, может, опять появится тот самый Николай, который, сам того не ведая, стал причиной постигшего меня жизненного разочарования.
Да, именно такой выспренний тон и подходит. Однако в предыдущие дни его видно не было. И мне стало казаться, что я сам выдумал эту историю, себе для утешения. Впрочем, я уже смирился, и пора бы уже было начать планировать иную жизнь. Не только отданную работе…
И он не преминул появиться. Он тоже подъехал на действительно обшарпанном «Жигулёнке», вышел, взял бутылку и направился прямо ко мне. Как к старому знакомцу. Видно, откровенность к чему-то располагает, я невольно оказался благодарным слушателем, и уже неудобно отвернуться и сделать вид, что так должно и быть.
Мы с достоинством поздоровались, рукопожатие было взаимно крепким, как и молчаливое поглощение пенящегося напитка. Пятничный вечер располагал к общению, спешить было действительно некуда, и мы, не сговариваясь, решили взять ещё (совсем, как в рекламе), но внезапно налетел порыв ветра, небо заволокло привычными тучками, и стал накрапывать мелкий, и нескончаемый дождик. Трудящиеся потянулись в павильон, но места на всех не хватало, и Николай совершенно неожиданно предложил:
