Нины Дмитриевны, мука на щеке у Ксении, фартуки, шагания беспомощного Степана Николаевича и еще что-то единое – смело продирающееся сквозь все напасти и трагедии, желанное и жаждущее очага, праздничного стола, чистоты и уюта. Они начистят, они помоют, расстелят и накроют, и загуляют запахи, стекло отразит огоньки и игрушки, новая ночь привалится к стенам, в торжественный объем шагнут холодные гости, внесут бессмысленный легкий лепет, как сам смех – зметнется к потолку белая пробка, и под традиционное сдержанное дыхание польется пена в бокалы…
Представлял, смотрел на всю эту праздничную мишуру сверху, откуда видно только одному, спрашивал: что еще выше и чище может быть Нового Года! Видел общий объединяющий ритуал, видел братство и хотел чистоты, чтобы она не растворилась в пьяном разгу-ле, в похмелье и плевках в лицо. Они кинули апельсин – и мир стал чище, они крикнули: «лови!» – и поймал добро в ладони. И еще раз прижал оранжевую корку к губам, вдыхая аромат и веру…
Совсем не заметил, освещенный настольной лампой, как дверь открылась и появился один из миллионов – человек, довольно среднего возраста, довольно средних широт, в пальто, как с выставки, в обычном каракулевом уборе на голове, с лицом довольно странно знакомым… «Что за галлюцинация!»
– Здравствуйте, как обычно сказал вошедший, – вы не будете возражать, если я у вас немного погреюсь?
Подумалось, что это любопытный сон, и потому можно говорить, как хочешь, не заботясь о последствиях. Конечно, проходите, сказал, садитесь, здесь почище, не желаете чаю с конфетами?
– Спасибо, спасибо, – устало поблагодарил вошедший, – не откажусь.
Он снял шапку и стало вновь не по себе.
– Я вам нравлюсь? – устроившись, спросил гость.
– В смысле?
– Вы мне симпатизируете?
– Вам или происходящему?
– Мне.
И тогда сказал эту гениальную фразу, которую ночной пришелец навечно запомнил.
– Каждый человек, как ящик с двойным дном, и сложность в том, что мало кто способен познать в себе это второе дно.
– Вы кто? Студент? – спросил гость после холодной минуты молчания.
– Я написал книгу.
– Не печатают? Я могу помочь.
– Нет, спасибо. Я вам пришлю опубликованную.
– Вы так уверены в успехе? Как хотите. Я тоже в ваши годы верил в себя. И вот, как видите, достиг вершины.
– Вершины разные, – сорвалось с языка.
Словно не сам говорил, а что-то толкало на такой вызывающий тон. Гость поморщился.
– Вы об искусстве? Но ведь польза на любых вершинах деятельности может быть равноважна, взаимонеобходима. Я вот устал от несвободы, оттого, что не могу пройтись, где хочу, от одних и тех же лиц. И вы когда-нибудь можете устать. Если
