навредить "болезненным" массажем?! Вот он – машина-убийца. Так тонко чувствует грань между тьмой и светом только тот, кто не раз проделывал это с другими. Черт, пусть я ошибаюсь!
– Тридцать четыре, – выстрелил в меня его низкий тяжелый баритон. – Тридцать четыре человека погибли, Настя. И ты, маленькая избалованная мажорка, живущая на всем готовом, не имеешь никакого права даже говорить на эту тему. Ясно?
Это было больно, слышать нечто подобное от него… Наверное, от любого человека, который так пронзительно смотрит в самую душу, это было бы невыносимо тяжко. Но сейчас… Как могла я опровергнуть слова Пола? Что привести в доказательства? Кто, по сути, я? Девочка, которая создает всем вокруг проблемы, живет на деньги отца и дерзит мужику, нисходящему до того, чтобы иногда потрахать ее. Вот кто я со стороны. Вот кто я есть на самом деле.
– Мне жаль погибших, – закрыв глаза, прохрипела я. – Прости. Я уверена, ты сделал все, что мог. Я… соболезную…
Я могла бы закатить скандал, разрыдаться или начать оправдываться. Но не хотелось. Люди не заслужили этого. Память о погибших должна быть чиста и легка. Не стоит усложнять ее разборками между двумя людьми с другого континента.
Он разжал пальцы резко, словно его обожгла моя кожа. Это стало неожиданностью, и глаза сами распахнулись, лишь на секунду застав странное выражение лица Моргана… Муки и боли. Немного ошарашенности, словно он и сам не ожидал от себя такого. А затем пустота, холод, отстраненность, спокойствие.
Мне бы хотелось сказать, что привиделось… Только вот еще долго, когда я закрывала глаза перед сном, мне являлся этот взгляд. Темный, печальный, молящий. Редкий, посему такой значимый и запоминающийся. А еще… мне не дано было разгадать его суть. О чем он думал в тот момент? Вспоминал трагедию или переживал, что позволил себе распустить руки?
Нет. Пол Морган четко дал понять, какого обо мне мнения. Все дело в рабочих. Вот кого ему поистине жаль. Кто печется о разовой кукле?!
– Я хотел отоспаться после перелета, но, видимо, не судьба. Ты все испортила, – устало постановил он. Тишина вмиг показалась тяжелой, звенящей, и только Морган выводил меня из душевного омута черных грез. – Сейчас я переоденусь, и мы отправимся с тобой в одно место.
Мужчина накинул на себя халат и вышел вон, заперев комнату на замок. Ожидание казалось вечностью, но одну деталь жизни я, наконец, для себя решила: больше никогда не буду брать деньги отца. "Маленькая избалованная мажорка, живущая на всем готовом"… Никто и никогда больше не посмеет заявить мне нечто подобное. Потому что обвинения будут ложью!
Глава 11
Морган вернулся через десять минут и велел следовать за ним. На мужчине был надет извечный черный костюм, а также белая накрахмаленная рубашка. Конечно, глупо было предполагать, что он носит одну и ту же одежду дважды (даже мой отец на это не разменивался), но впечатление складывалось именно такое.
– Сейчас мы поедем в бутик "Marc Jacobs" и купим тебе подходящий наряд, –
