ких критериев отбора. При всем разнообразии тематики стихи эмоционально равно захватывали и не отпускали, не уступая друг другу – малые ли, большие, поэмы, баллады… Наконец я решила взять за основу выбора следующее.
Во-первых, представить те стихи, которые Фазиль сам читал со сцены или в дружеских застольях.
Во-вторых, включить в сборник стихи, которые много лет исполнял в своих программах наш друг, прекрасный чтец, народный артист России Рафаэль Клейнер. Вот, например, «Ода всемирным дуракам», как без нее обойтись:
Дурак – он разный. Он лиричен,
Он бьет себя публично в грудь.
Почти всегда патриотичен,
Но перехлестывает чуть…
Клейнер превосходно читал «Христос предвидел, что предаст Иуда», «Толпа», «В давильне», «Кувшины», «Камчатские грязевые ванны», «Лежбище котиков» и др. – все это вошло в книгу.
В-третьих, убедившись в бескомпромиссности, даже смертельной жесткости, трагичности больших поэтических вещей Искандера, я решила представить только одну из них – «Балладу о свободе».
Эта страна, как огромный завод,
где можно ишачить и красть.
Что производит этот завод? Он производит власть.
И как бы в противовес ей дать одну светлую – необычную, оригинальную поэму о ребенке «Малыш, или Поэма света». Смею заверить, ни один мужчина-поэт этой темы никогда не касался. Не осмеливался даже к ней подступиться. («Да славится в любом дому щебечущий цветок ребенка».) Тем неожиданней, что за нее взялся такой брутальный, «громкий» поэт, как Фазиль Искандер, – он и в этом уникален.
Так женщина после всего
Ласкает близкого тихонько.
Мужчина думает – его.
Она ж, не зная ничего,
Уже – грядущего ребенка.
И наконец, в-четвертых: я включила в сборник переводы Фазиля из Редьярда Киплинга – «Балладу о Западе и Востоке» и «Заповедь». Здесь, я думаю, требуются пояснения. Тема Запада и Востока для Фазиля была глубинно, потаенно очень значимой. В Фазиле загадочно, чудесным образом слились воедино его абхазско-персидское происхождение и русская культура – естественно, включающая в себя не только русскую, но и западную классическую, да и современную литературу. Частенько перечитывая Киплинга (в прекрасных переводах, как у нас в стране было принято: лучшие литературные переводчики в мире – наши), Фазиль вслух декламировал свою любимую поэму в самом распространенном у нас переложении Елизаветы Полонской: «О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут. Пока не предстанут небо с землей на Страшный Господень суд…». Со временем Фазиль стал довольно упорно изучать английский. Несколько лет занимался по пластинкам, со словарем углублялся в английский подлинник. Стало ясно, что его что-то перестало устраивать в переводе поэмы Киплинга. И наконец он сам взялся за эту работу. Объяснил так: существующий перевод по сравнению с подлинником слишком спрямлен и «по-женски проглажен». «Тут нужно больше жесткости, корявости, прямоты вплоть до грубости». Похоже, тогда он и написал в своей тетради: «По высочайшей аккуратности текста угадывается подлог». Переведя поэму по-своему, Фазиль часто и охотно читал ее вслух – и наедине с самим собой, и для слушателей. «Пока души не вывернет, как потроха, Всевышний на Страшном суде» – это уже совсем не по-женски, согласитесь.
А затем Фазиль перевел и единственное выбранное им из Киплинга стихотворение – «Заповедь». По сути, это его собственные мысли, его кредо. Вот концовка:
Умей с толпою говорить не опрощаясь,
Не мельтеша – беседовать с царем.
Жить, даже дружбою не слишком обольщаясь,
Чтобы не слишком горевать потом.
Жизнь, как дистанция, уходит, голубея.
Ты понял всё? Так начинай забег!
Ты миром овладел, собой владея,
И более, мой сын, ты – человек!
Когда наконец и у нас во время перестройки появились в печати «Кролики и удавы», критики наговорили много всякого, изыскивая источники. Мол, это Оруэлл, антиутопия, «Скотный двор», то-се… А это же Киплинг и его джунгли…
После всех перечисленных соображений о составе этой книги добавлю, что стихи даются не в хронологическом и не в тематическом, а в вольном, почти случайном порядке. Так любил Фазиль. Сам он под стихами дат не ставил. И считал, что при чтении лучше не уходить в однотемность, а переключаться.
И еще одно мое личное решение: первым в книге я поставила стихотворение «Язык», в котором Фазиль с таким спокойным достоинством объясняет свое присутствие в русской литературе.
Не материнским молоком,
Не разумом, не слухом,
Я вызван русским языком
Для встречи с Божьим духом.
Чтоб, выйдя из любых горнил
И
