усмехнулся, и Кален усмехнулся в ответ, на секунду становясь таким, как раньше.
– Само собой. Я бы лучше осмотрел тюрьму.
Связка ключей легла в открытую ладонь Атэ, а затянутая в чёрное изящная кисть – в руку хозяина замка. Флора усмехнулась, с намеком приподнимая бровь, Кален расставил шире колени и подался вперед. Мысленно поставив первую галочку в списке планов на вечер, Атэ вышел в знакомую уже дверь, снял со стены факел и двинулся по коридору. На локте у него по–прежнему висел просторный плащ Флоры…
***
Семь ступенек тут… Коридор… Двадцать шагов… Поворот… Дверь.
Αтэ вздохнул с облегчением и, закрепив факел на стене, заглянул в решётчатое оконце в двери, но ничего не разглядел. Тогда он отпер дверь и, с силой толкнув её, замер на пороге. Небольшой круг света в центре комнаты был пуст. Угол с вбитым в стену крюком для ошейника тоже. Сердце Атэ замерло. Он слишком долго искал эту магессу, что бы потерять её – так или иначе. Ведьмак сделал шаг вперёд и едва успел уклониться от тяжелых кандалов, летящих ему в висок. Роняя плащ, он перехватил локти нападавшей и, молниеносно развернув её, прижал к себе истощённое тело. Чародейка была лёгкой, как пушинка – чтобы удержать её, не требовалась пыльца. Она билась в руках Αтэ, будто пойманная птица, но ей не хватало силы даже сдвинуть с места пальцы светлого. Сердце Атэ гулко стучало, и он чувствовал, что сердце магессы бьётся так же сильно – прямо напротив его собственного.
– Тихо, – сказал Атэ в самое ухо пленницы, – тихо. Это я. Я не обманул, правда? Я пришёл.
Чародейка медленно успокаивалась, а Атэ продолжал бормотать ничего не значащую чушь, то и дело спрашивая: «Я не обманул. Ведь так?» Наконец темная перестала трепыхаться и прорычала что-то. Αтэ вновь развернул её и всмотрелся в лицо, только теперь замечая, что во рту у магессы торчит расширитель, не позволяющий ей сомкнуть челюсти. Атэ вновь ловчее перехватил худое тело одной рукой, а другой, помогая себе зубами, распустил кожаный ремень на затылке узницы. Аксессуар упал на пол, звякнув о каменную плиту, и Атэ снова прижал чародейку к себе спиной, не позволяя шевельнуться. Тa, кажется, изо всех сил пыталась размять челюсти, не прибегая к помощи рук. Наконец она заговорила:
– Зачем? Что ты хочешь?
Голос чародейки звучал куда хуже, чем вчера, он стал сиплым и слабым. Так, будто между их встречами она долго и громко кричала. Атэ невесело хмыкнул.
– Не место для философских бесед, тебе не кажется? Чародейка неуверенно кивнула, не зная, как реагировать на шутку. Смешно ей явно не было. Атэ открыл было рот, собираясь как-то разрядить атмосферу, но тут в голове его, на самом краю сознания, прозвучал тихий звон колокольчика. Атэ удивлением отметил, что чародейка тоже насторожилась, будто и сама слышала этот звук.
– Это сигнал, – сказал Атэ, – пожалуйста, не дури. И утром мы оба будем пить чай и есть вареники. Любишь вареники?
Чародейка не ответила, но Атэ не сомневался, что сėйчас она видит перед собой гору вареников, политых сметаной, а значит,
