этаж. А там сидят тридцать немок и шьют как раз новую казачью форму. Они с меня мерку сняли, пока мы всю ночь пьянствовали, утром форма была уже готова. Старую хотел старшине отдать, но Ахмедов сказал ее в каморку выбросить.
– Тогда ввели традиционную казачью форму?
– Я не знаю, какая форма была в Гражданскую войну у казаков Примакова, мы же «примаковцами» считались, червонными казаками. У нас была кубанка, мундир, брюки. Форма коричневого цвета была.
Стояли мы в г. Штольтмюнде, пока 9 апреля не был взят Кенигсберг. Наша задача была не дать немцам высадить десант в тыл наших войск. У нас артиллерия была, не дали фрицам высадиться. И уже 15-го числа нас сменила пехота Прибалтийского фронта. Мы пошли на р. Одер, там шли страшные бои. Пока мы готовились к переправе, немцы забросили нам листовки: «Солдаты! Не ходите через Одер, потому что будете идти по своим трупам!» Многие у нас, в том числе и я, думали, что ждет нас впереди что-то очень страшное, ведь уже у Берлина, немцы его будут оборонять так, как мы Москву отбивали. Так вот, перед нами было два русла Одера, между ними – озера. Пехота оборону прорвала, саперы подготовили нам дорогу, и по ней мы с танкистами переходили. Дорогу подготовили в районе г. Штеттин. Это было что-то страшное! Мы действительно пошли по трупам, только по немецким, а не нашим трупам. Их артиллерия накрыла на первой линии, и как они отходили – человек 50–60, так кучей и лежали. Артиллерия сплошным потоком била, настигала немцев у переправ. Когда мы перешли за р. Одер, там уже пехота наша прошла, много было немецких сгоревших повозок, бронетранспортеров. Так мы вышли «на простор», весь день шли, только вечером встретились с немцами. Мы же были в казачьей форме, а у немцев власовцы, кубанские казаки, были точно так же одеты. Вот они, видно, и приняли нас за власовцев. На дороге в деревню какую-то нам встретилась механизированная немецкая часть. К нам подлетела легковая машина немецкая, тут звездочки наши разглядели, два немецких старших офицера из нее вылетели и начали пешком убегать. Мы ошарашенные стоим, немецкий шофер тем временем развернулся, подобрал своих офицеров и уезжает. Тут только Ахмедов проснулся: «Взвод, за мной!» И мы пошли, там я впервые на скаку выстрелил – по машине бил. Вылетаем за поворот, а там стоит чехословацкая машина и бронетранспортер, из машины немцы бегут. Саган, боец моего отделения, вперед вырвался, я ему кричу: «Саган! Бронетранспортер!» Он увидел, коня осадил, сделал «свечку», и давай драпать назад. Я смотрю, фриц выскочил из машины и полез на бронетранспортер. Ну, думаю, сейчас весь взвод положит, а у меня в карабине осталось три патрона. Я по нему выстрелил, вообще неплохо стрелял, но там поджилки затряслись, сдал я как-то. Он падает, я перезарядил, фриц снова встает. Я опять стреляю навскидку, надо прицелиться, а я растерялся. Мы такие бронетранспортеры называли «душегубка»: пулеметы на них стреляли разрывными пулями, если попадет даже в плечо, все разрывает. Снова он упал, снова поднимается. В третий раз выстрелил,
