Но «макар» под мышкой портил весь коленкор. Так что я просто сидел и молча курил, щурясь на ослепительное небо, многократно размноженное стеклами окон. Солнце плавило эти стекла в жидкое золото и сушило маслянистые лужи на асфальте.
– Как дела, Немой? – спросил я.
– Аао, – ответил Немой и показал мне большой палец. Потом протянул журнал и, весело кивая, повторил, – аао…
– Да, хорошо, – согласился я. Вмял окурок подошвой больничного тапка в песок и огляделся.
– Оа ооы, – сказал Немой.
– Да, я в курсе насчет обхода. Сейчас пойду…
– Не ходи, – вдруг четко произнес Немой, не отводя глаз от журнальной страницы. На фотографии огромный белый медведь тащил на спине медвежонка…
– Что? – опешил я.
– Не ходи. Просто посиди еще, – Немой поднял руку и посмотрел на часы, – еще семь минут.
– Ты… не Немой?
– Аа эооы, – ответил Немой, поднимая глаза и придурковато улыбаясь, – ааа…
Показалось, догадался я. Просто показалось, очередной глюк. Врачи напичкали меня чем-то… А может…
– Ты… мне показалось, что ты только что говорил, – сказал я Немому, – прости. Ладно, я двинул.
– Тебе же сказали, посиди еще.
На этот раз я увидел, что губы Немого не двигались, но вот в лице что-то изменилось. Такое выражение бывает у маленьких детей, когда их одних оставляют в темной комнате. Страх, непонимание… Но главное все-таки страх.
– Моо ээоо, – промычал Немой…
– Кто ты? – спросил я.
– Да тебе какая… кто я такой? Просто сиди на месте, если жить хочешь.
В этот момент Немой вскочил и сделал пару неуверенных шагов, потом остановился, схватился руками за голову и начал стонать… Сначала тихо, и это было похоже на собачий скулеж, а потом все громче и громче, пока стенания не превратились в вой. Он то слегка приседал, то распрямлялся. Делал несколько быстрых шагов, как будто пытаясь бежать, а потом, нетвердо ступая, возвращался. Спустя несколько секунд этого жутковатого воя к нему подскочили два старичка-доктора, взяли под руки и, что-то тихо и убедительно говоря, увели в сторону дальнего корпуса, откуда уже спешила команда дюжих санитаров в халатах с закатанными рукавами…
А я стоял на том же месте, бездумно глядя в пространство. Никаких мыслей, чувств и прочего. Во мне словно что-то замерло, как будто вышибло предохранитель… Немого увели, двор опустел. За дальним корпусом коротко рявкнул недовольный автомобильный клаксон, и снова все стихло, только гулко стучало мое сердце и солнце начало заволакивать набежавшим облаком…
А потом что-то протяжно ухнуло, и сверху посыпались осколки, щепки, еще что-то… А из окна моей палаты вырвалось черно-красное пламя.
«Стандартная Ф-1, – подумал я, все так же спокойно, – в маленьком помещении срабатывает идеально…»
– …Ыыма…
