в красноярской тайге лет 20–25 назад. Столь же неверно считать пришельцем себя. Слишком много чести. Как пришелец, так и ушелец. Просто это будущее рядом. Обычная серая мышшшшь. Тсссс… Она выползает, она неслышно пока бегает, она прикидывает, какой лакомый кусочек положит в предназначенную для меня мышеловку. Ведь и я мышшшь. Только я мышшшшшь прошшшшшлого. Так и бегаем по кухне настоящего, помахивая хвостиками. Мышка бежала, хвостиком махнула, горшок упал, яички разбились. Плачет дед, плачет бабка, курочка кудахчет, ворота скрипят, щепки летят, сороки трещат, гуси гогочут, собаки лают… А кто слушал, молодец.
6
– Сюин, кажется, я вас уже спрашивал, зачем вам это всё: русский язык, Москва, всё?
– Так получилось. Родители хотели, чтобы я пошла на экономику, но баллов не хватило, и я записалась на русский факультет. Сначала я ничего не понимала, очень тяжелый язык и странные писатели, все время о Боге говорят, непонятно. На третьем курсе я семестр проучилась в Москве, помните, я вам говорила, но это оказалась совсем другая страна, и язык, и про Бога никто не говорит, а как у нас в Китае – про деньги. Трудное время в Москве. Холодно, скучно, невкусная еда, этот кислый красный суп. Бощщщ? Болшшш??? Я сидела в общежитии все время, когда не нужно было идти на лекции. В лекциях я не понимала ничего. Я даже не улучшила свой русский, ведь мы жили в одной комнате, четверо китайских студенток, и говорили на китайском. Трудное время. Зато потом я вернулась, и мне предложили подрабатывать переводчиком в одной нефтяной компании. Они казахи, но говорят по-русски, я у них училась. Хорошие люди, добрые. Готовят вкусно. И родители сказали, чтобы я получила диплом, потом пошла в магистратуру и потом пошла работать в большую компанию или в министерство. С русским языком сейчас можно устроиться. Я подала на стипендию, чтобы год аспирантуры провести в Москве. Родители так обрадовались, что подарили мне билет на этот поезд: пусть я по странам, где буду работать, проеду. И даже обещали не спрашивать, когда я собираюсь выйти замуж. Так что я еду в Москву и радуюсь. Может, в этот раз будет не так холодно? И я научусь есть красный суп?
Ох, вряд ли.
Светский разговор в купе, в ожидании горячих и полезных напитков в ассортименте, которые имеют быть поданными на завтрак, в ожидании перемещения вещей господина Ти Ли Ло Фу (Кириллова) в соседнее купе, в ожидании того, как наш Поднебесный Экспресс отойдет на двести-триста километров от города Х., велся на языке, не являющемся родным для обоих собеседников, оттого передача его на бумаге в виде диалога, где каждая реплика отмечена тире, нестерпимо фальшива. Речь собеседников звучит так, будто на нее надели сшитый не по размеру – то есть на размер-два меньше – строгий костюм, в котором ни повернуться, ни руку поднять, ни даже толком вздохнуть, остается пучить глаза, обмениваться дежурными стертыми фразами и мечтать о прекращении этой пытки. Ведь понятно, отчего нынче в мире почти любые разговоры на
