style="font-size:15px;"> Эффидель облизала розовым язычком губы, сделавшись похожей на кошку, лакомящуюся сливками.
– Папочка желает вас видеть? Наверное, хочет обсудить вашу свадьбу? Или желает сообщить брату о своём решении в вашем присуствии? Скажите, вы правду верите, что Торн женится на вас? Зачем ему это делать, теперь, когда мы выиграли, а вы – проиграли?
– Может быть, из милосердия пожалеет бедную сироту?
Эффидель в изумлении похлопала густыми ресницами:
– Вы, должно быть, шутите? Торн в жизни никого, кроме себя любимого, не жалел. И вообще, для вас же было бы к лучшему, если бы он наотрез отказался на вас жениться.
– Не могу не согласиться с вами, – вздохнула Гаитэ. – К сожалению, мне нечего возразить.
– Вас, наверное, удивляет, что я в такую рань подстерегаю вас у лестницы, вместо того, чтобы быть сейчас со своим мужем? – понизив голос до едва различимого шёпота, заговорила Эффидель, – Но я умирала от любопытства, желая вас увидеть. А моему мужу, кажется, всё равно, – обиженно надула она губки. – В этом дворце так много мужчин, что мне не хватает женского общества. Обещайте, что придёте в мои апартаменты познакомиться поближе?
– Обещаю, – охотно согласилась Гаитэ. – Если ваш отец, конечно же, не будет против.
– Он не будет. Он никогда не отказывает мне в невинных удовольствиях. Так что скоро увидимся. До встречи, – пропела Эффидель и, крутанувшись, так, что пышная юбка колоколом завертелась вокруг её стройных ножек, упорхнула прочь.
А Гаитэ побрела за сопровождающим её пажом, попутно отмечая, что императорский дом и при свете дня поражает роскошью. Все комнаты заполнены фресками, изящными гобеленами. Повсюду настоящий праздник полированного дерева и розового мрамора.
Миновав большой двор, с его декоративным фонтаном и аркадой, они вошли в большой зал, к которому примыкало множество комнат. В одной из распахнутых дверей Гаитэ увидела возвышение, украшенное цветами. На нём стоял богато сервированный стол, за которым сидел император в компании своего младшего сына Сезара.
Паж, посчитав свое дело сделанным, беззвучно поклонился Гаитэ и убежал.
Не решаясь нарушить уединение мужчин, о чём-то увлечённо беседующих, Гаитэ нерешительно застыла на пороге.
Оба собеседника, ни отец, ни сын, не выглядели довольными.
– При всём моём уважении к вам, отец, я не могу позволить брату предъявить права на то, что принадлежит мне!
– Ни тебе, а семье, Сезар. Всё, что мы делаем, мы делаем не ради себя, а ради всех нас! И чтобы ты не говорил, решение уже принято. Я предоставлю девочке убежище. Она заслужила это своим храбрым поступком.
– Храбрым? – поморщился Сезар. – Она действовала из безысходности. И, к слову, её власть чисто номинальная, люди вряд ли станут ей повиноваться. Девчонка совершенно бесполезна.
– Хватит, сын! Довольно. Твоя алчность и жадность не делают тебе чести. Я могу понять твою досаду, но не разделяю её. И, кстати, если бы мы раньше вспомнили о
