ясно дураку стало, что вкуснее чистой воды – жизни – ничего не бывает.
– Зачем же ты вернулся? Что делать теперь станешь?
– Я точно знаю, что – проводником буду.
– Куда, кого водить станешь?
– Таких же, как сам, потеряшек, чтоб не через трубу, чтобы здесь нашлись.
Алексей – защитник, оберегал пацанов наркоманов в центре реабилитации, как самого себя. Верили они ему, старались, чтобы он им поверил, вывел. Некоторые прошли. Даже если бы один, уже много.
Елена Прекрасная
И будто мало им смерть попрать, они еще служение и место выбирают не из легких.
Калининград странный город, словно специально созданный для чудес. Жизнь в нем течет сонно, вяло, кажется, даже снег падает, как в замедленном кадре. Сглаженные, вечно бледные от малого сумеречного света лица, неспешная речь, умеренные движения – все вымогает взрыва, протеста. Там даже речке невмоготу – течет от моря. В нём я встретила Елену – ясновидящую. Ясно видящую происходящее, прошлое, будущее и людей, буквально, насквозь.
До смерти Лена работала не то швеёй, не то продавцом, она и сама плохо помнила. Жизнь серая, промозглая, скучная – работа, дом – зарастила тем же бледно-зеленым мхом, что на хмурых городских деревьях, девичьи мечты и надежды. В конце концов, придавила, словно толщей ледяной свинцовой балтийской воды, болезнью. Желчный пузырь не выдержал тяжести Лениных обид, разочарований, разорвался, случился перитонит, и она умерла.
– Белая труба, слепящий свет и скорость, скорость бешеная, а мимо мелькают знакомые лица, и я среди них, знаешь, как в книжках – «жизнь пронеслась передо мной в одно мгновение». Оказалось, правда. Никогда не верила, что так на самом деле может быть.
Полет кончился, а свет остался, но не такой яркий, как в трубе, и тепло, хорошо, будто домой вернулась. Благодать, как в детстве, когда наревешься, а тебя пожалела мама и баюкает. Ну, как еще передать? Любовь кругом и во мне, все любовь. Я узнала это чувство, по нему тосковала, особенно после смерти родителей. Тут хотела и хочу быть всегда. Вокруг никого, а чувствую, есть кто-то, живой он – свет. И только я решила, что здесь мое место, будто шепнули: «Пора». Куда, зачем? Я здесь буду! А мне опять: «Пора возвращаться!». Я так в жизни не пугалась: «Не хочу! Не надо! Я здесь, здесь останусь! Господи! Я здесь хочу, с тобой!». Дошло до меня, что с Богом я тут. А он мне в третий раз: «Пора». И снова труба, полет.
Так больно было в тело возвращаться, как в узкую щель каменную пихали. Так больно! Очнулась, темно в палате. А уж после ТОГО света, как темно. Вдруг дверь открылась и закрылась – медсестра зашла и привычно одной рукой выключатель на стене шарит, а в другой лекарства, шприцы на лотке железном. Это я потом поняла, а сначала вижу, скелет кривляется, кости, череп светятся, как в ужастике. Я как заору и скелет заорал. Сестричка со страху лоток выронила и дёру. Потом их двое или трое прибежало. А свет дурехи не додумались сразу включить. Вижу, много скелетов, и все ко мне. Я пошевелиться не могу, только воплю, как полоумная. Наконец, свет зажгли. Только лучше не стало. Девчонки, конечно, в халатах, но я сквозь
