с земли «летящие» века.Пленительная
Она в открытом экипаже легко скользит по мостовой,
И Петербургские пейзажи ей открывают облик свой.
Куда? Зачем? Или откуда? Что нежно думает о нём?
Иль ждёт божественного чуда,
Живя вчерашним тайным днём.
Она при шляпе, как в чепце, и свет, и тени на лице.
В душе таинственная даль, в глазах не скрытая печаль.
На вид строга, с причёской гладкой,
В чулочке строгая нога из юбок выглянет украдкой,
Касаясь смятого цветка.
Её таинственную стать нам не понять, не разгадать.
Она молчит. Грустит? Мечтает?
То взгляд задумчивый бросает в неясный питерский туман.
Мираж, виденье ускользает, и всё кругом опять обман.
Лишь аромат её витает в тумане зыбко и легко,
Скорей всего, предпочитает она флакон от «Рококо».
Её запястье украшает браслет изящный, дорогой,
И бархат ленты голубой игривый ветер развевает,
Слегка поднявшись над Невой.
Погладит муфточку рукой,
Что модна нынешней зимой,
И снова – царственный покой.
Перчатки шведские, тугие, застёжки – клипсы золотые
На ней, возможно, в первый раз.
Она весьма легко одета, с присущей долей этикета
И, словно дама полусвета, себя являет напоказ.
Скользит манящий взгляд царицы
Не в «фас», а «за» мужские лица.
И место в легком экипаже пока свободно есть одно.
Кому-то, может, суждено его занять недолго даже.
Но, может быть, на день, на два,
Чуть познакомившись едва.
Вот задержалась на момент, услышав тихий комплимент.
И взгляд прикрыл «печальный, томный
Ресниц пушистых веер тёмный».
А на Аничковым мосту опять взирает в пустоту,
Как бы ничто не замечая,
И в т о же время предлагая свою любовь и красоту.
Её мираж живёт в молве: в Париже, Питере, Москве.
Зовёт и манит взгляд прикрытый
То в Лес Булонский, тенью скрытый,
То в Летний Сад, дождём омытый,
Иль в Парк Царицынский, забытый.
Увековечили так тонко, и Блок в поэме «Незнакомка»,
И в «Неизвестной» сам Крамской
Ту, что с загадочной судьбой.
Её пленительность прекрасна.
Как туркестанская княжна, она загадочно нежна,
Сулит безумства ночи страстной, хоть недотрогой рождена.
Летит по миру слава громко
О той, что нам едва знакома.
Как это нам, её потомкам,
Всё старомодно и не ново.
Теперь наивно быть «не модной»,
«Загадкой», «тайной», «не свободной».
Все незнакомки в наши дни очарования полны.
Их взоры томны, не случайны, так откровенны, все без тайны.
Она Марина или Зина, а может, Галя или Эмма?
Есть не одна о них картина и не одна о них поэма.
Но с исторической судьбой, с такой «щемящей» красотой —
Вы
