style="font-size:15px;"> И, хохотнув, закончила:
– А заказчик огня – конкурент какой-нибудь оголтелый, а поджёг сам охранник, это, наверняка, исполнил он…
Потом донеслось от Нади ещё какое-то крепкое словцо, и она удалялась и удалялась.
Прошёл мимо ещё один человек, мужичок, скромный такой.
– Пожар! – слегка истерично напомнила ему Вика.
Мужичок пожал плечами.
– Раз есть на белом свете огонь, значит, гореть будем… Куда мы денемся?..
Вика вздохнула, и мы все вернулись в сад, чтобы к ночи пить чай, а не водку. Поставили самовар, нашлись пряники, баранки, варенье, всё как положено.
Но покой на душе из-за чая и духовные воспоминания о царской России («Какую страну мы потеряли!» – вздыхал Миша Сугробов) не смогли предотвратить страх и боль за настоящее.
– Когда этот мрак кончится? – вдруг спросила Вика, и с этого началось.
Но я быстро восстановил равновесие:
– Вспомнили бы не о девяностых годах, а о семнадцатом годе. Пришли твердолобые, как скала, обезумевшие от крови фанатики, комиссары. И что от них осталось? Ушли комиссары, уйдут и эти… Накипь девяностых годов, уголовники, полууголовники, обезумевшие не от крови, а от наживы. Которым наплевать на людей, на страну, даже свою презренную жизнь отдадут за деньги… И потом – одна дорога, сами знаете, куда… Они обречены…
– Уйдут-то они, уйдут, – возражал Солин, всегда довольный Викой, даже её истериками. – Но, прежде чем уйти, такое наворотят… И комиссары ушли, но не без следа и жути…
В заключение, у последней чашки чая, Сугробов убедил всех:
– Кто бы ни приходил, а внутри себя Россия остаётся Россией. И никто её не сдвинет против себя, против своей сути… Даже оккупация.
Последнее, правда, вызывало сомнение.
– Поверженная страна – это уже другая страна. И то же – поверженный народ, – так, кажется, среагировал Солин.
И Вика, продолжая, подхватила:
– Нас всё время хотят уничтожить. Я знаю, история, слава Богу, – моя профессия. Но не удастся, любая их агрессия оборачивается их гибелью. «Прикосновение – смерть», – как писал Волошин. Даже оплаченные революции не помогли: это обернулось братанием и крушением империи, у них в Германии после Первой мировой войны.
Вика продолжала дальше, довольно мастерски, подчёркивая, что на Россию всегда нападали тогда, когда считали её слабой, до того, как она могла бы перевооружиться.
Всё это было очевидным, но она говорила с такой страстью и приводя такие исторические детали, которые далеко не всем были известны, что её заслушались.
Это выглядело как мастер-класс, погружение в скрытые, не всем ясные изгибы истории.
Для Риты такое оказалось подлинным откровением. Бедняжка мало знала о собственной истории.
– Теперь понятно, почему мы всегда так нелегко жили, – растерянно проговорила она. – Сколько ресурсов и сил уходило на оборону… Приходилось защищаться
