они превратились во врагов, напали на Кампучию, третируют хуацяо. Но это недовольство Вьетнамом не связывалось с СССР. Порой заявлялось, как нам СССР повезло, что Вьетнам не наш сосед, был бы таковым, то мы намучились бы и осознали, как трудно Китаю.
В одном из разговоров в провинции Гуандун кто-то из присутствующих посетовал, что Советский Союз держит много войск на границе с КНР, но другой участник беседы, офицер-подводник, возразил, заметив, что у Китая на границе больше войск. Затем он, правда, добавил, что советская армия гораздо сильнее китайской, она великолепно вооружена. На мой вопрос, откуда это известно, офицер пояснил, что им показывают учебные фильмы о вооруженных силах СССР, США и других стран. Остальные участники разговора присоединились к мнению офицера: советская армия очень сильна.
Никто не называл Советский Союз «гегемонистской сверхдержавой», а когда мы сами напоминали об этом клише, нас уверяли, что подобный лексикон давно уж не в моде, о нем забыли после «культурной революции». Перспектива дальнейшего улучшения отношений с Москвой, однако, не вызывала бурных эмоций. Воспринималась как закономерное следствие политики «открытых дверей». Беседуя с нами, оказывая внимание и услуги, простые китайцы, словно убеждая и успокаивая самих себя, часто повторяли: теперь Китай со всеми в хороших отношениях, мы со всеми дружим, ведь у нас – политика открытых дверей. Если радость по поводу возможного сближения с СССР и выражалась, то потому, что оно сулило увеличение иностранной помощи Китаю. Такой иждивенческий подход к внешнему миру был вообще характерен: помощь оттуда рассматривалась как естественная плата за дружбу с КНР.
При любом варианте подхода к Советскому Союзу китайцы делали акцент на том, что отношения между нашими странами уже не вернутся на уровень 1950-х годов. Чиновники, ученые и журналисты раз за разом повторяли установку: Китай не допустит, чтобы его опять подмяли под себя иностранные державы, он ни на йоту не отойдет от линии на самостоятельность и независимость. Москву просили не препятствовать хорошим отношениям Пекина с Вашингтоном и Западом в целом.
Очевидно было и то, что в целом уровень интереса к нашей стране в китайском народе оставался невысоким, особенно на юге Китая. Северяне, проживающие вблизи советской границы, все-таки проявляли заботу о дальнейшем продвижении вперед отношений с северным соседом, задавали вопросы о жизни в СССР, наших достижениях. На юге подобного настроя почти не ощущалось.
Мы встречали отдельных лиц, по-настоящему влюбленных в Советский Союз, славивших его революционные традиции, восхищавшихся достижениями русской и советской культуры. Но они признавали, что ряды старых друзей СССР быстро редеют, большинство китайцев, тем более молодых, повернуто лицом к Западу, увлечено им. В загоне находилось изучение русского языка. Молодежь тянулась к английскому языку, видя в нем ключ к успеху в жизни, получению передовых знаний в области науки и техники. Это увлечение поощрялось
