абсолютно – по своим приемам – равнозначными тому, что делали ранние земледельцы (см. например, Максимов 1929, Кабо 1986, гл. 7, Gammage 2011). Это делали, конечно же, в первую очередь женщины. Именно они обладали всеми знаниями и навыками, необходимыми для перехода к земледельческому образу жизни. Надо полагать, что в критический период, когда внешние вызовы потребовали кардинальных перемен в системе жизнеобеспечения и часть левантийских охотников-собирателей оказалась готовой перейти к производящему хозяйству, именно женщины сыграли ключевую роль в этом эпохальном хозяйственно-культурном переломе. И именно они стали ведущей интеллектуально-инновационной и материально-производительной силой при новом экономическом укладе. Возможно, их навыки, знания и внедряемое ими множество конкретных повседневных технологических решений, что было связано с особой интеллектуальной и психологической гибкостью, осмыслялись современниками как результат таинственной и могущественной магии. Несомненно, среди них были особо одаренные, яркие, харизматичные личности. Память о них могла породить легендарные героические образы в устной традиции – образы, которые постепенно трансформировались в народном сознании, наделялись свойствами прародительниц-демиургов, а затем и возводились в ипостаси богинь. И уж, во всяком случае, роль женщин в становлении земледельческих культур не могла не способствовать существенному повышению их статуса в целом, а новая земледельческая деятельность и новые черты быта, сформированные в соответствии с нуждами оседлого производящего хозяйства, неизбежно должны были обрасти целым сонмом новых обрядов и верований, культовых инноваций, которые тоже, по-видимому, внедрялись преимущественно женщинами. Логично попытаться связать с этими событиями и возникновение особого института жриц, призванных магически обеспечивать успех земледельческой деятельности.
Можно полагать также, что роль женщин в переходе к земледелию и в раннем становлении земледельческой культуры потребовала новых форм структурирования родственных отношений и устойчивой локализации брачных поселений. Регулярное земледельческое хозяйство связано с более или менее продолжительными периодами оседлой жизни, которая влечет за собой более или менее стабильную организацию домашнего быта. Элементарная логика подсказывает, что на ранних этапах становления нового производственного и бытового уклада потребовалось матрилокальное брачное поселение. А повторяемая из поколения в поколение матрилокальность, как известно, дает матрилинейность родственных структур (Murdock 1949: 218). Разумеется, сказанное выше – это лишь цепь логических рассуждений и умозрительных допущений, ведь мы не в силах реконструировать реальные процессы, происходившие в столь глубокой древности, но предлагаемые рассуждения и допущения основаны на немалом опыте профессиональной этнографической работы и на сопоставительных данных археологии[1].
Итак, к середине 10-го тыс. до наст. времени
Содержание этого и предшествующего абзацев сформулировано в ходе неоднократных обсуждений релевантной проблематики, происходивших меж ду О. Ю. Артемовой и мною, а также в ходе ее и моих лекций, читавшихся студентам УНЦСА РГГУ.
