так я поступала гораздо чаще, чем, возможно, сама осознавая – бессердечная и замкнутая в себе – то, чего больше всего я боюсь в других людях. Мои новые парни появлялись на горизонте раньше, чем исчезали старые, потому что я не могла представить себе промежуток без них, момент тишины, покоя.
А потом был Сэм. Мы познакомились в колледже, он был на курс старше меня. Я видела, как он выступает в одном мюзикле, и он мне сразу понравился: высокие скулы, симпатичная худенькая задница и смех, как у сексуального перфоратора. (Он остается одним-единственным человеком, с которым я могу вместе сидеть в театре и не стыдиться своего собственного задыхающегося тюленьего смеха.) Мы месяцами наблюдали друг за другом на вечеринках и подсмеивались друг над другом после концертов хора, а потом, за две недели до окончания колледжа, один из нас ушел из бара рядом с кампусом, а второй пошел следом.[33] Через десять дней я ушла из его дома и проревела всю дорогу до Бостона.
Я думала, что это конец. Он написал мне письмо на благодарственной открытке из книжного магазина при колледже («Извини за неуместность этой открытки, – так оно начиналось, – но это все, что у них было в продаже»), а потом, как я думала, он уедет, окунувшись во взрослую жизнь, а я останусь здесь и окончу последний курс колледжа.
В то лето я снимала комнату на цокольном этаже в Верхнем Ист-Сайде.
Сэм остался в студгородке для работы над новой театральной программой. Мы жили на разных концах ветки метро Metro North Hudson, и в один из выходных, вскоре после того, как я приехала в Нью-Йорк, он сел на метро и доехал до моей съемной комнатки. Через несколько недель я снова вернулась в его односпальную кровать в общежитии. Мы никогда не обсуждали это, но это стало нашим ритмом. (Недавно я вернулась в колледж и едва ли смогла втиснуться в одну из таких кроватей; а ведь больше я не стала, чем я была тогда, но, видимо, я занимаю больше места. Наверное, здесь какая-то научная физика «корабликов в бутылке», раз мы помещались там вдвоем…)
Сэм был для меня Нью-Йорком так же, как и моя съемная квартирка в подвале, как первая временная работа с Мариной. Так же, как Джо был для меня родным городом, а Хирши – колледжем. Сэм носился по городу – бесконечная энергия, длинные конечности… Он водил меня на странные офф-офф-офф[34] бродвейские постановки и ужины, которые мы не могли себе позволить при полном общем бюджете в ноль денег. Что-то во мне загоралось, когда бы я ни получала от него сообщения, что он едет ко мне, или приглашения на шоу, или предложения переночевать у него. Он вносил смутное воодушевление в то время, когда нужно делать то, что должно, по крайней мере, частично из-за того факта, что я никогда не была полностью уверена, что он вернется.
А потом, опять же, это опьяняющее чувство быть замеченной. То, как он изучал меня и задавал вопросы, придавало мне ощущение, что эта жизнь, которую я начала строить, имела значение, как и тот выбор, что я делаю каждый день: как я готовлю завтрак, как я сижу, когда читаю, что я думаю о других
Наверное, любой бы посмеялся над нами после концертов хора.
Офф-Офф-Бродвей (вне вне Бродвея, англ. Off-Off-Broadway) – профессиональный театральный термин, которым обозначаются площадки в Нью-Йорке с вместимостью менее 100 посетителей. Эти театры меньше Бродвейских и офф-Бродвейских. Здесь в гипертрофированной форме.
