ведь привязана к их счету, а ни за молоком, ни за хлебом Вовка в магазин не ходит. Она вообще за «съедобными продуктами», как выражается мама, не ходит. Так что смс-ка с очередной суммой из супермаркета – это, ясное дело, или чипсы, или сухарики, или зефир. В крайнем случае, сливочное полено. Оно – только под настроение, с него Вовка любила только слизывать крем. Арахисовую, твердую поленовую толщу она оставляла сушиться в холодильнике неделями, пока мама, наконец, ее с раздражением не выбрасывала.
В магазин Вовка заскочила без зазрения совести. Сегодня можно. Ведь скоро вступительный, а перед ним – еще одна пытка Марьяной Леопольдовной. Не неделя, а наказание.
Но карту терминал почему-то упорно не принимал.
– Не хватает средств, – пожала плечами кассирша. – Попробуем другую?
Вовка хмыкнула. Другую! Откуда она возьмет другую? Принялась пересчитывать наличку. Монет хватило только на шоколадный батончик. Гуляем, что тут скажешь.
С улицы она позвонила папе. Неужели заблокировали карту от греха подальше, чтобы дочь не позволяла себе лишнего? Но папа не отвечал. Мама тоже.
Тогда Вовка влезла в онлайн-банк и проверила баланс. Там стоял округлый и однозначный ноль.
Так что же, и правда денег не осталось?
Дома Вовка снова набрала родителей и опять послушала гудки. В эти выходные это уже становилось навязчивой традицией.
Хорошо хоть на субботнее занятие денег оставили. А до вторника она еще успеет попросить… Но вот же странно!
Недоуменно жуя батончик с сизым, лежалым шоколадным боком, Вовка устроилась на несобранной тахте с ноутбуком. Вот ведь безобразие, подушки валяются кое-как, одеяло сбито, постель целый день пылилась! Мама была бы в ужасе.
Вовка включила компьютер, но тот жалобно пискнул и вывел сообщение, что вот-вот сядет. Сумерки в комнате сгущались, и Вовка поняла, что привычных зеленых цифр на электронных часах в углу она не видит. Неужели до сих пор нет света?
В опустевшей, обесточенной квартире было так безжизненно, что даже с Яшкой, извечно наводившим шороху, было как-то одиноко. Приутих и жался по углам, как будто его – это кота-то! – мрак тоже растревожил.
– Ну ясно, – бросила Вовка, возясь с замками. – Ненастоящий ты кот, Яшка.
Сосед слева открыл не сразу. Его лицо, бурое и бесформенное, напоминало картофелину с «глазками». Вовку обдало дешевым, кислым сигаретным духом, и она едва не закашлялась. Если Михалыч смолит прямо в квартире, значит жена его укатила на дачу. Еще бы, такая погода стоит!
– Чаво? – миролюбиво поинтересовался он, почесывая кривой пятерней живот.
Но Вовка уже заглянула ему через плечо: темно, равно как и на площадке перед лифтом, только где-то за углом пляшет теплый, пламенеющий, уж точно не электрический огонек.
– Здрасть, Петр Михалыч, у вас тоже света нет? – все же спросила она.
– Нетути. Уж сутки как, – согласился сосед. – Тебе, что ль, керосинку дать? У меня ж вторая
