знавал людей, спившихся от шила в считанные месяцы.
А начальство:
– Мы Вас на парткомиссию!
– Мы Вас с говном съедим! – Старший лей-те-нант, Вы никогда не сойдете на берег! – Ты никогда не получишь каплея!
– Мы тебя на Русский остров отправим. Ты позоришь корабль! И все в таком ключе.
– В общем, Юра, жизнь пошла на конус. Я уже думал, что пропаду, и меня спишут на Русский остров командиром взвода служебных собак. Но как-то ночью, я задумался: неужели эти пидорасы, мудаки схавают меня вместе с ботинками и загубят мою молодую и очень дорогую мне жизнь?
Стало так обидно и за себя, и за свое слабоволие, и свою тупость, и за пьянство, и за жену с детьми. Ну что их ждет при такой обстановке и с таким папой? Я же их единственная опора и, так сказать, – надёжа. И твердо решил я всех моих врагов наебать и поступить в академию!
Да, вот так, поставил себе задачу максимум! Для меня это было, как олимпийскую медаль завоевать! Не больше и не меньше, и, как видишь, «И небывалое возможно»! Думал, неужели выпускник ВВМУРЭ не найдет выхода в окружении этих …. из Фрунзы или ТОВВМУ!
– И, понимаешь, я придумал!
Наш разговор продолжался между бросками костей. Я уверенно проигрывал, мне грозили марсы. Секретные чемоданы стояли нераспакованные, зато кости стучали по доскам исправно. Вот партия закончилась естественной победой Валеры.
– Учись, студент!
И он продолжил свою поучительную историю.
– Я стал искать причину неудач, кернзетце, как говорят немцы. А причин было две – физическая и психологическая. Все в физическом смысле упиралось в пару стального полевого телефонного кабеля, полёвки, япона мать, которая была брошена на бетон пирса от телефонной коробки к кораблю. Каждый день кабель рвался по нескольку раз, и я узнавал об отсутствии основного канала связи посредством громкого мата начальства.
О психологической стороне догадаешься сам.
Итак, я начал боевые действия!
Один против всего мира!
И еще никто об этом не знал!
Я начал войну без объявления войны! Вот так, япона мать! Банзай!
И начал я с тактического проигрыша, с форы начальству, ожидая момента нанести смертельный удар.
Прибегает как-то ко мне в каюту рассыльный и передает, что меня вызывает комбриг. Ух, как я ждал этого момента!
– Ага, – думаю, – Опять нет связи, сейчас комбриг ебать будет. Да и на роже рассыльного все давно написано: – Сейчас уконтропупят старлея.
Он же, холуйская морда, полгода у каюты комбрига рассыльным терся. Я так лениво тяну:
– Хорошо сейчас приду.
А как только рассыльный ушел, вскочил я с койки, присел раз десять и с максимальной скоростью добежал метров пять до трапа, слетел по нему с грохотом на палубу ниже, стукнул громко пару раз в дверь и уже в каюте комбрига.
Потом
