половые органы разбросаны по всему телу. Забирайте и в следующий раз думайте, хорошо думайте, у вас вся жизнь впереди. Забирайте! – в голосе слышались нотки раздражения.
Стоящие не отреагировали. Какое-то время в кабинете витала гнетущая тишина, и было слышно, как в коридоре стоящий у тумбочки дневальный бубнит теорию «эффектов Доплера».
И командир не выдержал. Он вскочил и наотмашь распахнул дверь. Бубнящий об эффектах склонил Доплера к концепции относительности, захлопнул книгу и замолчал, приняв позу: «Чего изволите?» – Старшину – ко мне! – отчаянный голос командира ударился об напомаженный мастикой пол и гневно отразился, – Старшину роты – ко мне! Старшина нарисовался спустя секунды.
– Буланов, этих двух педролино[3] расписать в наряды через день! Через день! – командир сгоряча рубанул по косяку но, быстро успокоившись, добавил, – А то вы так военное обучение сведете к секрету полишинеля, менестрели вы мои необузданные! Всё! Всё! Это у Станиславского – театр с вешалки начинался, а для этих – от тумбочки, ты понял, Буланов?! От тумбочки! Все свободны! – и он зло смахнул курсантские рапорта в ящик стола.
Военная система долго мурыжила дела перспективных отличников, проверяя их хромосомный код с заразным вирусом «Прошу отчислить меня…» и споткнувшись на наследственном упрямстве, выдала эпикриз: «Отчислить…», прописав – самолечение.
По зеркальному паркету коридора вступали модные черные до зеркального блеска башмаки. Флотский клеш спокойной волной дышал на полы красиво удлиненной флотской тужурки. Волна, восторженно облизывала цвета орденских планок подводной драмы шестидесятых, но, ударившись о козырек впечатляющих размеров фуражки, скатывалась вниз. Флотский щеголь и умница зам. Начальника факультета капитан 1 ранга Тур свернул за кулисы училищного клуба.
– Смирно! – вскочив с низкой скамеечки, скомандовал Корсуков.
– Вольно, вольно, – без особого энтузиазма отозвался офицер, – продолжайте и извините, если помешал.
Он тихо сел на другой конец скамеечки и вытянул ноги. Курсанты, привыкшие к разному роду посетителям их репетиций, занялись своим делом.
Корсуков, бережно макая кисть в красную гуашь, раскрашивал пенопластовые «кирпичи», доводя их вид до совершенства подлинных. Тимцуник, обтянутый черным трико, начал в сотый раз оттачивать элементы пантомимы.
Вот он якобы попал внутрь стеклянного стакана и всеми силами старается выбраться оттуда. Но ужасно скользкое дно не позволяет с силой надавить на невидимые стеклянные стенки. Его чешки беспрерывно скользят, а руки в смятении натыкаются на преграду. На лице гримаса отчаяния и борьбы, а тело в такой степени напряжения, что кажется, вот-вот оборвется натужный мускул.
Пластика мима безупречна и доводит зрителя до точки трагического кипения и видавший виды капитан 1 ранга машинально ослабляет узел шелкового галстука. На его лице, обрамленном поседевшей испанкой, без труда читается желание оказать помощь.
Педролино – герой итальянской комедии масок.
