rel="nofollow" href="#n121" type="note">121.
На защиту Шостаковича встал большой энтузиаст «Носа» Иван Соллертинский. В своей уже цитированной выше статье он назвал оперу «дальнобойным орудием», предсказывая, что она явится началом разрыва с традиционными схемами и проложит новые пути развития оперного жанра: «…Шостакович покончил со старой оперной формой… он указал… на необходимость создания нового музыкального языка… он дал интереснейшие опыты музыки, основанной только на ритме и тембре (антракт для ударных) и тем самым открыл возможности для так наз[ываемой] „производственной музыки“… он динамизировал обычно малоподвижную оперную сцену… он – быть может, впервые в русской опере – заставил своих героев заговорить не условными ариями и кантиленами, а живым языком, омузыкалив прозаическую бытовую речь…»122
Ответом на выступление Соллертинского была очередная статья критика Николая Малкова, который утверждал, что «Нос» – это уже прошлое, не способное заинтересовать современного слушателя, а сама музыка – неровная, эклектичная, со следами сильного влияния Прокофьева, Кшенека и Берга123. Еще более острой репликой на статью Соллертинского стало выступление критика С. Греса. Его рецензия носила заголовок «Ручная бомба анархиста», причем анархистом был Шостакович, а бомбой – его опера. «В целом „Нос“ – это еще явление разрушительное, это талантливая „буза“, молодое озорство, гонящее в шею оперную рутину, – писал ожесточенный зоил. – И если уж понадобились артиллерийские сравнения, то, конечно, „Нос“ – не орудие, да еще дальнобойное, а ручная бомба анархиста, наводящая панику по всему фронту музыкально-театральной реакции и тем самым расчищающая путь советской оперной стройке»124. Задолго до премьеры Даниэль Житомирский в пылу полемики вопил: «…что может быть интересного или поучительного для заполняющего оперные ярусы вузовца, металлиста, текстильщика в том, что в течение нескольких часов множество людей мечется по сцене в поисках… утерянного носа»125. И наконец, Лев Лебединский в брошюре «Новые задачи композиторов» писал: «Может ли нелепый, бредовый анекдот, – хотя бы сценически оформленный, сопровождающийся специально написанной музыкой, еще более подчеркивающей, выпячивающей все отрицательные стороны этого анекдота, – привлечь внимание передового трудящегося?.. Конечно, нет»126. Критик В. Музалевский признал оперу искусственной, вычурной, предназначенной для узкого круга знатоков, а один из наиболее авторитетных историков театра А. Гвоздев констатировал, что «Нос» вообще нельзя считать советской оперой.
Композитор с ужасом читал все эти высказывания. Чрезмерное волнение и переутомление привели его в конце концов к кризису, о котором он сообщал Смоличу:
«Дорогой Николай Васильевич!
Неожиданно со мной случился сердечный припадок, и я не мог Вас проводить. Простите меня. Так мы расстались с Вами не попрощавшись.
Соллертинский И. «Нос» – орудие дальнобойное. С. 6.
Малков Н. Так ли это? // Рабочий и театр. 1930. № 7. С. 7.
Грес С. [С. А. Кукуричкин] Ручная бомба анархиста // Рабочий и театр. 1930. № 10. С. 7.
Житомирский Д. «Нос» – опера Шостаковича. С. 33–34.
Лебединский Л. Новые задачи музыкантов. М., 1930. С. 18–19.
