Дай время и силы начать жить заново! – крик не был услышан, он, как и прежде, застрял в горле на пути к свободе.
Начался отсчет моей жизни «после…».
Я сломалась, не пройдя испытание жизнью. Теперь я боялась оступиться вновь.
Но сколько бы я не плакала, не вернуть Адама. Одиночество старило душу. В поиске выхода мои мысли скакали, будто неуправляемый табун.
По совету Луизы Хэй я хотела создать собственную аффирмацию, ту, которая защитит мое счастье и воплотит в жизнь новые мечты, но сформировать ее не смогла.
Надо было прежде избавиться от мусора в голове, освободится от неплодотворных и навязчивых идей, обличить конструктивные мысли в слова и повторять их словно мантру. Мысль тем и хороша, что ее можно изменить в одно мгновение.
Внушая себе позитивные мысли о достойном будущем, я могла бы избавиться от тягостных дум. Но не было той созидательной идеи, которая будто луч света озарила бы тёмное царство обители мыслей. Удачных аффирмаций я не создала, а заимствовать чужие не хотела.
Я снова отвлеклась на воспоминания.
Когда же я начала скучать?
Впервые, я тосковала по маме. Я даже помню те дни.
Перебирая ворох накопившихся историй, я скрупулёзно цеплялась за каждую.
Мысли унеслись в детство, где я чувствовала тепло родительского очага, согревающего от душевного холода.
Мне было три года, но эти моменты врезались в память.
Каждое утро мама уходя на работу, отводила меня в детский сад, который находился через дорогу.
Сад как сад, без особенностей. Общая комната для игр и спальня, гардеробная в виде индивидуальных шкафчиков и столовая, туалет с горшками, деревянные горки во дворе, беседки для игр и качели, песочницы и многоуровневые лесенки. Двор утопал в зелени высоких деревьев, разбросанные клумбы с яркими бархатцами и петуньями придавали ему нарядности. Довольно милое и уютное местечко.
Ежедневное пребывание в саду до смерти надоело. Я частенько устраивала маме истерики со сбрасыванием ботинок, а мама злилась и тащила пышечку, отрывая руки, а я рыдала от бессилия и невозможности изменить маленькую жизнь и от желания обрести свободу от опеки чужих тетенек.
Чаще я испытывала равнодушие, ведь никто не собирался оставлять ребенка дома. Мама объясняла, почему меня бросают в чужеродной среде:
– Нельзя тебя брать на работу, там опасно и не пускают маленьких детей.
Трудно было понять почему.
Каждый раз я с нетерпением ждала родителей, чтобы бежать сломя голову домой. Будто кошка, я предпочитала жить в собственном доме.
К концу длительного детсадовского дня внутренний мир лишался красок, превращая жизнь в черно-белое ожидание. Тоска по маме железными когтями царапала нежное сердце. Щемящее чувство внедрялось в ребячье существо, особенно в те минуты, когда детей уводили родители, а я провожала их скучающим взглядом.
