окном гостиной цокают подковы,Фыркают упряжки, суетится люд.
А за дверью детской на ковре шелковом
Бегают коняшки – кукольный уют…
День-деньской за окнами добрые лошадки
Экипажи важные за собой везут.
А за дверью детской в кружеве кроватки,
Солнечные зайчики в тишине снуют…
По подушкам локоны,
Спят себе с причмоками
Машенька, Сашенька, Гришенька, Наташенька…
Во дворе морозится, нянюшки торопятся,
Ребятню укутывать – беспокойный труд.
До обеда, стало быть, во дворе потопчутся.
Воробьям да коникам корму зададут.
Всхрапывают, фыркают, пар от губ клубочками,
Чередой в конюшенки вдоль двора бредут.
Дух навозный, радостный, подковами всклокоченный,
Воробьиной братией облюбован тут!
Посмотрите, кто идет!
Это тятя у ворот!
Машка! Сашка! Гришка! Наташка!
Маленькую на руки, мальчиков в охапку,
К старшенькой щекою – слаще нет минут.
Оседлают весело любящего папку —
Пусть себе играют, покуда не уснут.
Пусть им не приснится снов тревожных вовсе,
Не случится в жизни горестных минут…
Только не увидит папка новых весен,
В Церкви на Конюшенной скоро отпоют…
Долго и в чести живите,
матери покой храните,
Машенька, Сашенька, Гришенька, Наташенька…
Будущая фрейлина, генерал-майорша,
Императорских конезаводов беспощадный суд…
Конный полк лейб-гвардии, в генералы – позже,
Орденов сверх дюжины – в счет за ратный труд…
Статскому советнику мирный путь начертан,
Упасти наследие – потомки сберегут…
Путь «прекрасной дочери своей прекрасной матери»,
Путь любви непонятой – когда-нибудь поймут…
Спите, милые, всё в срок.
С вами память, с вами Бог.
Машенька… Сашенька… Гришенька… Наташенька…
Сола
(Река Сола протекает под стенами Освенцима)
Легко ли живется тебе, река?
Достаточно ль ты глубока?
Достаточно ль память твоя легка?
Отражаются ль в тебе облака?
Вспоминаешь, как в злые сороковые
Ты слышала стоны еле живые,
Когда убийцы мастеровые
Вершили дела свои рядовые?
Ты как, река, тогда не ослепла,
Когда ссыпали в тебя тонны пепла?
Неужто дно твое только крепло,
Принимая дары из жуткого пекла?
От каждых шестисот сорока граммов[3]?
Хватит ли по берегам храмов,
Да и на всей земле Нотр-Дамов,
Вифлеемов и Валаамов,
Замолить грех свиты Молоха,
Умалить боль каждого вдоха,
Умолять память до последнего вздоха
Не предать забвенью эту эпоху?
Живи, река,
Ты нужна векам
И пчелам, обихаживающим неплохо
По берегам
