человека. Сам.
Хоть капля облегчения в океане этого безумия.
«Хорошо, что не с Маком…»
Решетка Халка сейчас работала, как анестетик, – кажется, она обезболила мои мозги до предела и теперь пыталась нажать кнопку «Выкл». Но в комнате сидел Дрейк, и его взгляд питал даже то, что выключено.
– Дэлл… должен будет… застать нас… в спальне?
Я говорила об этом, как о чужом сценарии, в который мне не придется вникать. Ощущение, что это случится со мной, вероятно, нахлынет позже.
– Можно не в спальне. Создатель, какие же вы… нежные.
Кажется, у него зубы ломило при виде моей зависимости от эмоций.
– Ладно, – рыкнул он, наконец, – фотографии. Мы просто вышлем ему фото, на которых ты с другим. Но смягчать дальше не имеет смысла, поняла?
Я кивнула.
Итак, человека он найдет, фотографа тоже. Вот только смогу ли я убедительно сыграть женщину, которая любит другого? Или же легко и беззаботно предается чужим ласкам? Тут мне точно нужна будет таблетка «экстази» или очередная помощь Халка…
– Никто не должен знать!
Я и забыла, что мое лицо – открытая книга.
– Никто. От этого зависит правдоподобность «игры». Если Дэлл или кто-то другой не поверит – все зря.
Ну да, конечно – все должны поверить, что я – предатель.
– Конечно…
Перед уходом я проиграла последний бой – спросила: «А нельзя ли просто кого-нибудь отправить в тот мир, где готовили Цэллэ? За противоядием…»
И получила по полной. О том, что на Дрейке, как и на других представителях Комиссии, держится столько, сколько я не представляю, что свободных людей в отряде нет, потому что «Мирстон» (и неизвестно сколько это продлится), что времени в обрез…
Ну да, мне Дэлла «предать» быстрее.
– И не вздумай привлекать к этому Бернарду, – напоследок выстрелили мне злой фразой в спину.
«Бернарду?»
При чем здесь Бернарда?
Кажется, Дрейк видел мои мысли наперед – о том, что, может, она, могла бы прыгнуть туда, где есть еще один такой Цэллэ, а оттуда в мир, где его делали…
Да, я могла о чем-то подобном подумать.
Но мне только что засадили болт в позвоночник, надели невидимые наручники на руки и отправили прочь, сообщив, что, как только фотограф будет готов, мне позвонят.
Мне отчаянно хотелось излить кому-нибудь душу. Бывают такие моменты, когда попросту необходимо, чтобы рядом был тот, в чье плечо можно уткнуться и завывать, размазывая тушь по щекам, что «они – уроды, что жизнь несправедлива, что я так больше не могу…»
Могу или нет – меня не спрашивали.
А вот общаться с друзьями запретили. Точнее, я все еще могла с ними говорить на сторонние темы, но в чем смысл жаловаться на погоду, когда хочется о сокровенном? Да и стоит ли, если скоро у меня не будет друзей? Снова только Чак и Саймон, но к ним с этим не пойдешь…
Понимая,
