было плохое. Не был он счастлив с моей мамой, в общем. Потому что она его не любила. Так считал Гришин брат.
Однако через много лет, когда я приехал в Москву, как-то мне позвонил папа и сказал, что видел Гришу на Белорусском вокзале, на перроне. Папа хотел было подойти к нему, но что-то остановило. Гриша был задумчивый и смотрел на уходящие вдаль рельсы.
МАРИНА
Уже в детстве я постоянно болезненно влюблялся: сначала в маму, потом в куклу Зину, потом в плюшевого тигра. Наконец дело дошло до людей. Я определённо помню, что её звали Марина. Я встретил её в гостях у друзей моего отчима, в Кишинёве. Нас посадили ужинать за отдельный столик для детей, и я сообщил Марине о своих чувствах.
– И что теперь? Ты будешь лежать на мне голеньким? – спросила Марина с непонятным сарказмом.
Я немного поразмыслил.
– Ну… Если ты не настаиваешь на подобной процедуре, то я вижу множество веских причин её избежать.
Я так изъяснялся, потому что читал много книжек, а беседовать мне приходилось, в основном, самому с собой.
Спустя месяц мама повела меня в гости к Марине, потому что та что-то себе растянула или сломала и лежала дома. Я настоял, чтобы мы купили цветы, и выбрал белые розы.
Марина лежала в кровати с очень строгим выражением лица.
– Белый – это холодный цвет. Цвет разлуки и смерти, – сообщила она, проинспектировав мои розы.
– Нет, это цвет любви.
Марина скептически покачала головой.
– Белые розы… Видимо, мы не сможем быть вместе.
Я хотел возразить, но тут вошёл её папа с моей мамой. Они вроде как обменивались соображениями о физическом воспитании детей. Маринин папа настаивал, чтобы я подтянулся на перекладине.
В следующее мгновение меня подвесили к перекладине. Я точно знал из опыта, что не могу подтянуться ни разу.
И тут я испытал то, что, безусловно, можно назвать чудом любви. Я не мог опозориться перед Мариной, и случилось невозможное: воспоминание об этом до сих пор повергает меня в ступор. Я каким-то невероятным образом напрягся и подтянулся целых три раза.
Папа Марины сообщил, что физически я нахожусь в пределах нормы, что было полной херней. Вплоть до 18 лет, когда я сам собой немного окреп, мне ни разу не удалось повторить тот неожиданный подвиг.
Марину я больше никогда не видел. Мне рассказали потом, что она умерла от лейкемии.
Поверьте, это не гнусный литературный приём, – просто так всё и было. К сожалению.
ПЕРЕЕЗДЫ
Однажды мы с мамой и кошкой Машей оказались без крыши над головой, и нас приютили бабушка с дедушкой. Мы жили впятером – бабушка, дедушка, мама, я и кошка Маша.
Жаловаться не на что – было весело. Зимой нам по полдня отключали свет, мы зажигали свечку, садились в кружочек и играли в «балду».
Так
