оставалось совсем немного, ведь скоро нужно же уезжать на учёбу, она решилась. Сердце гулко колотилось, руки стали холодными и непослушными. В голове стоял Содом. Ещё ни один человек, не прикасался к её телу, тем более – мужчина. Только матуся её видела всю красоту. Но ведь, это матуся. Во рту её пересохло, она не могла сказать ни слова. Только слабо цеплялась за его пальцы, вроде, как сопротивлялась.
Но, он так аккуратненько отводил её холодные руки, так умело справился со всеми женскими штучками, в виде крючочков, замочков и пуговичек, что она даже не успела понять, хорошо, как оказалась совсем нагой, лежащей под кустом ежевики. Хоть и было начало августа, и ночи стояли душные, горячие; да и Игорь своим жаром, враз согрел, всё же успевшее захолонуть тело своей ненаглядной.
Глава 12
Сначала, он был настолько нежен, настолько ласков, если не сказать, трепетен с ней, что Эля как – то успокоилась и обрадовалась от того, что муж её будет почти совершенство. Вон, как он бережёт меня, боится ранить не только моё тело, а и душу. Как обходителен он, как бережно относится ко мне. Счастье моё радость моя, душа моя, – шептала она в порыве страсти.
А, он, вдруг превратился в хищного зверя и стал, чуть не насиловать её. Закрыв ей рот жадным поцелуем, он вдруг вошёл в неё без предупреждения. Она закричала и, даже укусила его за губу, на что, он наотмашь ударил её по лицу. Но, тут же, снова превратился в агнца и стал, ласкать её. Извиняясь и оправдываясь, что всё это от огромной любви и неудержимой страсти.
Мол, не сдержался он, ведь столько времени она продержала его в таком напряжении. Да, изголодался я, разве это не понятно. Ведь, я мужик, а ты, чуть евнуха из меня не сделала. Разве же можно столько мужчине обходиться без секса? А, я терпел, потому, что люблю тебя только одну и, хочу быть, только с тобой, любимая. Ты, единственная. Ты и, только ты, теперь для меня, свет в окошке.
Да, разве не доказал я тебе этого, моя любовь, моя жизнь, моё сердце? Эля, от таких слов начинала приходить в себя. Боль потихоньку уходила, слова ласкали слух, руки делали своё дело. От всего этого, снова стало жарко, томно и хорошо – хорошо. Она любила, её любили, ну, что ещё нужно девочке в восемнадцать лет?
Теперь они занимались этим каждый вечер. Все кусты были поломаны их страстью, вся трава была помята в тех местах, где они любили друг друга. Вода в реке, только, утекала далеко и безвозвратно, смывая с их тел пот, после долгих и горячих оргий. Летний соловей – садовая камышовка, укладывала их вечером, захлёбываясь своей песней и будила на заре, тёхая и булькая, переливчато тренькая, и затихая, лишь для новых рулад. Охая, ахая и перемежая, всё это пересвистом.
Кукушка на закате солнца, начинала считать им счастливые года. А, то, вдруг рано на заре, принималась продолжать свой подсчёт, будто устыдившись за свою леность вечером.
Лягушки, просто, с ума сходили и старались перекричать и «соловья», и кукушку. Но, это им не удавалось и они,
