фигня приключилась. Был у нас с Коляном общий кентуха, полгода назад он освободился, и как полагается, должен был подогреть нас обоих и перекинуть через забор чай и водку. Получилась неразбериха: первый грев предназначался мне, но по ошибке принял его Колян. Когда я узнал, ясен пень, сразу взвинтился: «Как так, тебе значит есть грев, а мне – балду». Психанул я тогда и ушел от Коляна. А ведь до этого мы вместе решали зоновские дела. Но через несколько дней пришел еще один грев с воли, теперь уже Коляну, и он принес мою долю. Короче, я отказался, тогда меня крепко обида взяла. Колек тоже психанул на меня, и перестали мы разговаривать. Вот так и ходили полгода, дулись друг на друга. Хотя, если касалось общака, делали вид, что все ништяк и брались за общие дела, но потом снова «разводили лыжи» в разные стороны. Вчера Колян пришел ко мне и говорит: «Кентуха, хорош, грузиться, давай не будем свои обиды напоказ выставлять. Завтра в зону должен один пацан прийти, он с нашими сыновьями во время бунта ментов крошил, так нам бы вместе надо его встретить.
Александр выслушал Симутина и, улыбнувшись, подумал: «Вроде мужики взрослые, а обижаются, как дети. Да уж, тормознула их лагерная жизнь, не хочет отпускать, – Александр украдкой тяжело вздохнул, – мне тоже червонец мотать придется. Хотя, как обещал Сережка Брагин, может, раньше выйду».
Налили по второй сотке, и на этом решили завязать, а то ведь не остановишься, когда в хмельной раж войдешь. Будет намного безопаснее и помаленьку продолжить в следующий раз. Выпили за Лешку Сибирякова, чтобы ему на особом режиме отбывалось легче. Вот и пришла очередь Александра рассказать о бунте: с чего все началось, и чем закончилось, а то ведь истории, рассказанные посредниками, погоды не делали, хотелось все услышать из первых уст.
После подробного рассказа, Захар, закаленный в жизни и прошлых сроках, не стесняясь, вытер рукой навернувшиеся слезы и смачно выругался:
– Мусора поганые, а нам тут лапшу на уши вешали, типа беспредельщики зону на бунт подняли, из-за них мужики ни в чем неповинные пострадали. Когда меня в спецчасть вызвали, там вся зоновская кумчасть собралась, и давай мозги промывать, мол, сын твой попал под дурное влияние какого-то блатного, свою голову подставил под удар, и погиб. Гады менты, как будто я им поверил. А ведь Леха Дрон, действительно был парняга, хоть куда. Жалко вас всех, пацаны, – тяжело вздохнул Симутин, – вроде и дело нужное сделали – бунт подняли, только ведь ничего не добились…
– Как это ничего, – возразил Воробьев, – знаете, сколько мы ментам требований выдвинули… И вообще, они долго не забудут этот бунт.
– Зато у зэков память короткая. Кого не коснулось, тот вообще осуждает такие мятежи. Надо скопом этих тварей громить, как бывало в Гражданскую. Мне отец рассказывал, как мой дед комиссаров пачками расстреливал, за то, что они грабили и убивали тамбовских крестьян. Красные потом расстреляли моего деда.
– Мне Вася рассказывал об этом, – печально проговорил Александр, – как после твоего отца выслали малолеткой из-под Тамбова и по разным городам,
