занимали кузнецы. С самого рассвета и до темноты с этой улицы слышался звонкий стук. Днём звуки заглушались другими, но если закрыть глаза и сосредоточиться, то различалось ясно.
Вот так малолетний игрун замирал и стоял, пока не надоест, или пока кто-нибудь не схватит за руку и резко не оттащит в сторону – спасая от проезжающей мимо телеги. Под телегу Влад рисковал попасть всего два раза. В первый раз, когда его дёрнули за руку, он открыл глаза и увидел прямо перед собой незнакомое перепуганное лицо, женское. Он почему-то сразу решил – у этой женщины есть маленькие дети. Она беспрерывно тараторила, но Влад не понимал, а затем услышал грохот почти над самым ухом, обернулся и увидел здоровенные деревянные колёса гружёной повозки, проезжающей мимо. Они выглядели совсем не страшными – страшно было, когда кто-то вдруг вцепился в руку и потянул.
Тем интереснее было в следующий раз остановиться посреди улицы. Казалось, вот ещё немного – и случится что-нибудь занятное, но Влад так и не дождался ничего – даже громыхающей телеги – поэтому открыл глаза и вернулся домой.
Ещё через несколько дней ему повезло больше – опять проехала телега. Правда, везение тут же обернулось невезением – на сей раз отдёрнула в сторону нянька, и с этого времени выскользнуть из дома стало невозможно. Ворота с калиткой запирались.
– Откройте, – говорил Влад слугам.
– Не велено, – отвечали они.
Сообразив, из-за чего такие предосторожности, Влад выпросил прощения у матери, и та разрешила снова выходить на улицу – за руку с кем-нибудь из взрослых. Ещё через год младшенького стали доверять старшему брату, Мирче.
Братья ходили по улицам, а вокруг со всех сторон слышалось «ше-ше-ше, ше-ше-ше». Шелестела не только Кузнечная улица, но и улица Жестянщиков, и Мясницкая, и Башмачная, и Портняжная. Со временем Влад стал различать некоторые особо употребительные слова, и это узнавание новых слов тоже напоминало отцову историю про Нюрнберг.
– Я сначала ничего в этом шелесте не понимал, – рассказывал родитель. – Затем начал разбирать отдельные повторяющиеся слова. Правда, мне это не помогало объясниться. Хорошо, что научили меня во дворце у батюшки объясняться на латыни. Мне ещё учитель мой говорил: «Там, за горами, все знатные люди латынь понимают, а с простыми жителями тебе и заговаривать ни к чему. Пускай с ними говорят твои провожатые». Так оно и вышло. Если кого из знатных людей я встречал по дороге, мог расспросить, откуда едет и куда путь держит. Должно быть, поэтому не поселилась у меня в сердце тоска по дому, не думал я о возвращении. Хотелось ехать всё дальше и самому измерить – мал божий мир или велик.
Когда отец говорил о своей любви к странствиям, мать вздыхала:
– Чтобы объехать всю землю, жизни не хватит. – На что тут же слышала:
– Это мы ещё посмотрим, – и рассказ продолжался. – Так вот ехал я сначала по горам, затем по равнинам и добрался
