ухаживал за ним, накладывал припарки и менял бинты с такой ловкостью, как будто всю жизнь занимался лечением животных.
Закончив перевязку, он выбрался из конюшни, пропахшей навозом и сухим ячменём, на свежий воздух. Раскалённый ветер бросил ему в лицо горсть песка, но Сарнияр натянул на голову капюшон бурнуса и бодро зашагал по залитой солнцем луговине к пастуху, смотревшему за его табуном.
Когда десятилетний царевич решил разводить в своём поместье лошадей, его учитель Хусейн спросил, зачем ему это понадобилось.
– Хочу сбросить с престола Румайлы своего дядю-узурпатора, – ответил ребёнок. – Он незаконно занял трон моего отца. Я соберу большое войско, выкую для него оружие и посажу на коней.
– Не слишком ли вы юны, чтобы воевать со своим дядей, Малек Сарнияр? – поразился учитель.
В ответ мальчик смерил его сердитым взглядом, но сдержал свой гнев.
– Я понимаю, что для начала мне нужно подрасти, Ходжа (прим. автора: учитель). Кто же примет всерьёз такого недомерка и пойдёт за ним в бой? Как бы мне ни хотелось поскорее вернуть из ссылки родителей, придётся запастись терпением.
– Вашим родителям совсем неплохо живётся в Индии, у вашего другого дяди Акбара, Великого Могола, – попытался утешить ученика добрый наставник.
– Не надо меня успокаивать, Ходжа. Не может им быть хорошо в приживалах. Не для того они рождены, и я не для того родился, чтобы мириться с таким унижением. Я, Сарнияр Измаил, наследник Румайлы объявляю священную войну проклятому Муселиму и туркам за то, что возвели его на трон.
– О, Аллах! – воскликнул Хусейн, воздевая руки к небу. – Сделай так, чтобы обеты эти не долетели до царя, иначе он пожалеет, что сохранил жизнь своему племяннику.
Пересекая зелёный выгон с пасшимися на нём лошадьми, Сарнияр воскресил в памяти его слова и улыбнулся, обнажив крепкие белые зубы. Услышал ли создатель молитву учителя, но царь не заметил, как из крошечного облачка выросла грозовая туча и нависла над его беспечной головой. Впрочем, донести до него угрозу юного царевича было некому. С первых же дней он показал себя таким негодным правителем, что все понемногу начали отворачиваться от него. Даже турки перестали поддерживать своего союзника. Приближался час, которого Сарнияр с нетерпением ждал много лет.
Теперь только великаны мифического племени адитов, о котором упоминается в Коране, могли бы назвать его недомерком, если бы Аллах не уничтожил это племя за неповиновение. Рост его превышал шесть футов шесть дюймов, а ширина плеч косую сажень. У него были стальные мускулы и могучий торс, слишком сильно развитый для двадцатилетнего юноши. Атлетическое сложение царевича стало результатом неустанных физических упражнений, совершаемых на лоне девственной природы. От постоянного пребывания на солнце его кожа приобрела бронзовый оттенок.
Черты Сарнияра Измаила были бы довольно привлекательными, если бы не казались высеченными на грубом камне первобытным ваятелем, стремившимся изобразить силу, мужественность, дерзость и упрямство, но отнюдь не красоту. На его лице с резко очерченными скулами и волевым подбородком особенно выделялись брови – угольно-чёрные, почти сросшиеся на переносице. Взгляд небольших, глубоко посаженных глаз был пронизывающий, губы крупные, твёрдого рисунка, нос прямой, с широкими крыльями и сильно вырезанными ноздрями. Царевич уже отрастил усики и отпустил небольшую бородку клинышком. Одевался он, как простой сельский житель, безразличный к веяниям моды – в выгоревший на солнце оранжевый полосатый бурнус с капюшоном.
Сарнияр приблизился к старику, следившему за его табуном на пару с мальчишкой-подпаском.
– Али-Хасан, оседлай мне моего Бюрака, – потребовал юноша.
Подобрать такого коня, который бы легко носил его, было совсем непросто. Но царевичу, занявшемуся разведением лошадей в своём поместье, удалось вывести необычайно выносливую породу, повязав арабского жеребца с горячей андалузской кобылой. Результат превзошёл все ожидания Сарнияра, а самый стойкий жеребец-полукровка получил имя легендарного коня, на котором пророк Магомет якобы долетел до седьмого неба.
Табунщик привёл осёдланного скакуна, ростом и мощью под стать Сарнияру. Юноша потуже затянул подпруги и закрепил на нём седло.
– Скажешь Мехмету, пусть теперь он седлает мне коня, – приказал Сарнияр.
Старик обиженно засопел.
– Но я столько лет состою при ваших лошадках, – заныл он. – Вы ещё до седла не доросли, когда я взял на себя заботу о ваших табунах.
– Не обижайся, старина, – примирительно ответил царевич. – Твои руки уже недостаточно сильны для такой работы. Будущий владыка Румайлы не должен упасть с седла на пути к престолу.
Он уже занёс ногу в стремя, как вдруг старик радостно вскрикнул и указал ему рукой на всадника, махавшего им с вершины
