Зузана.
Каз ступил на подиум. Не отрывая взгляда от Кэроу, развязал пояс, сбросил халат. И вот ее бывший парень предстал перед классом, красивый и обнаженный, как Давид. На груди, чуть выше сердца – новая татуировка.
Витиеватая буква «К».
Вновь смешки. Студенты не знали, на кого смотреть – на Кэроу или на Казимира, – и переводили взгляды с одной на другого, ожидая, что же будет дальше.
– Тишина! – гневно скомандовала мадам Фиала, хлопнув в ладоши.
Кэроу покраснела. Сначала жар прилил к груди и шее, потом вспыхнуло лицо. Каз буравил ее взглядом, и ямочка на щеке стала еще глубже, когда он, к своему удовольствию, заметил, что Кэроу нервничает.
– Позы для минутных набросков! – объявила преподавательница. – Прошу, Каз!
Он принял первую позу – динамичную, как и полагалось, – повернул туловище, напряг мускулы, вытянул руки, изображая действие. В таких разминочных упражнениях студентам важно передать движение, а для Каза замечательная возможность повыпендриваться. «Что-то не слыхать, как карандаши шуршат по бумаге», – подумала Кэроу. Неужели остальные девочки в студии тоже глупо пялились на него, как и она?
Кэроу опустила голову, взяла остро заточенный карандаш – подумав, что сейчас с удовольствием использовала бы его по другому назначению, – и приступила к рисованию. Легкие, плавные линии, как и на всех набросках в альбоме. Девушка делала штрихи внахлестку, словно зарисовывала танец.
Каз проводил немало времени перед зеркалом, прекрасно владел своим грациозным телом и знал, как произвести впечатление. Тело, как и голос, входит в набор актерских инструментов. Вообще-то, актер из Каза никудышный, иначе стал бы он заниматься вампирскими турами и участвовать в низкобюджетных постановках «Фауста»! Зато натурщик – что надо. Это Кэроу знала точно, ведь она не однажды его рисовала.
Его тело напомнило Кэроу картины Микеланджело в первый же раз, когда она увидела Каза… разоблаченным. В отличие от других художников эпохи Возрождения, писавших свои работы с изящных, женоподобных натурщиков, Микеланджело словно специально выбирал широкоплечих каменщиков, и каким-то удивительным образом ему удавалось запечатлеть их чувственными и одновременно элегантными. Таков был и Каз: чувственный и элегантный.
И лживый. И самовлюбленный. А уж если начистоту – ко всему прочему и дурак.
– Кэроу! – громко шепнула англичанка по имени Хелен, пытаясь привлечь ее внимание. – Это он?
Кэроу не отреагировала и как ни в чем не бывало продолжала работать карандашом. Натурщик все еще ухмылялся, неотрывно глядя на нее. Она изо всех сил делала вид, что не происходит ничего необычного.
Запиликал таймер, и Каз неторопливо накинул халат. Кэроу надеялась, что ему не придет в голову расхаживать по студии. «Стой где стоишь», – мысленно приказала она. Бесполезно. Он уже фланировал в ее сторону.
– Здорово, Болван! – бросила Зузана. – Много платят?
Не удостоив ее ответом, Каз
