и качаю головой. – О господи, не плачу, извини. Позорище какое. Привет.
Гейб продолжает улыбаться, пусть даже немного удивленно.
– Привет, – говорит он, тянется и ладонью вытирает мне щеку. – Добро пожаловать обратно. Как дела? Вижу, ты наслаждаешься своим возвращением в теплое лоно Стар-Лейк.
– Ага. – Шмыгаю носом и беру себя в руки. Господи, я и не понимала, что так сильно нуждалась в дружеском плече, это даже смешно. Ладно, признаюсь, понимала, но не думала, что так сорвусь. – Все просто здорово. – Засовываю руку в открытое окно машины и отдаю ему смятое меню. – Вот это, например, приветственная открытка от твоей сестры.
Гейб разглаживает бумагу и смотрит на нее, затем кивает.
– Странно, – говорит он голосом спокойным, как гладь озера посреди ночи. – Этим утром она положила такую же и на мою машину.
Мои глаза округляются.
– Серьезно?
– Нет, – отвечает Гейб и улыбается, когда я кривлюсь. Его глаза темнеют. – Но правда, ты в порядке? Хреново и ужасно с ее стороны так делать.
Я вздыхаю и закатываю глаза – из-за себя, из-за ситуации, из-за тошнотворной абсурдности созданного мною бардака.
– Все… неважно, – отвечаю я, пытаясь говорить спокойно или близко к тому. – Я в порядке. Что есть, то есть.
– Но это несправедливо, тебе не кажется? – спрашивает Гейб. – В смысле, если ты – грязная шлюха, то и я тоже.
Я смеюсь. Ничего не могу поделать, хотя очень странно слышать от него эти слова. После произошедшего мы ни разу это не обсуждали, даже когда вышла книга – и статья, – и мир начал рушиться на моих глазах. Возможно, прошло достаточно времени, чтобы это теперь казалось ему пустяком, впрочем, он, похоже, такой один. Видит бог, для меня это все еще совсем не пустяк.
– Это уж точно, – соглашаюсь я, а потом смотрю, как он сминает меню и кидает его через плечо, но бумажка приземляется в семи шагах от мусорки. – А ты знаешь, что раскидываешь мусор? – спрашиваю я, усмехнувшись.
– Добавь это к списку, – говорит Гейб. Кажется, его совершенно не волнуют такие оплошности в соблюдении законов. В выпускном классе он был президентом школьного совета. А мы с Патриком и Джулией развешивали по школе его предвыборные плакаты. – Слушай, люди ведут себя по-скотски. Моя сестра ведет себя по-скотски. И мой брат… – Он замолкает и пожимает плечами. Его каштановые волосы локонами прикрывают уши: они светлее, чем у брата с сестрой. Волосы Патрика почти что черные. – Ну, мой брат это мой брат, но его все равно здесь нет. Чем завтра занимаешься, работаешь?
– Я… пока ничем, – признаюсь я и тут же смущаюсь своей отчужденности: мне стыдно, что здесь практически никто не хочет меня видеть. У Гейба всегда был миллион друзей. – В основном прячусь.
Гейб кивает. А потом говорит:
– Как думаешь, завтра ты тоже будешь прятаться?
Я сразу же вспоминаю, как мне было десять или одиннадцать, и я наступила у озера на стекло, а Гейб донес меня на спине до дома. Вспоминаю,
