кем и являлась – дикая кошка на коротком поводке.
Душ принимали вместе, продолжая ластиться друг к другу.
Вот в душе вызов его и застал. Пришлось быстро одеваться и бежать в подвалы, где были расположены камеры предварительного заключения, почти всегда пустующие.
Болан стоял перед клеткой изолятора, где сидели эти двое, одетые в стандартные госпитальные комплекты. Всё же Стира – санаторий флота, потому этого госпитального добра – хватало. Даже неучтённого. Оба заключённых сидели тихо и смирно. Видимо, понимая, что от ударов парализатором их спасает только добрая воля Болана.
Болан опять прикоснулся к погнутому пруту. Он всё ещё не мог поверить, что эту решётку может голыми руками погнуть человек. И не просто погнуть, а выгнуть так, что вышел бы не только этот обычного размера лысый, но и этот здоровяк.
– Ты зачем решётку погнул? – спросил Болан.
Здоровяк выслушал Болана, но – не ответил.
– Болван, – сказал другой.
– А почему не вышли из изолятора? – вновь задал вопрос Болан, немного помедлив. Ему показалось, что это к нему обратился «мелкий» проказник. Но понял, что обращение это было направлено к «большому».
Здоровяк опять проигнорировал офицера, а другой, мелкий, – вздохнул.
– Переведите их в другой изолятор, – распорядился Болан, – и дайте силовую нагрузку на ограждение.
Болан прошёл в операторскую, где уже не застал Нока – тот сменился. А Жогла была малосимпатичной замкнутой особой, с которой и общаться-то не особо хотелось.
Болан сам нашёл базу записей изолятора, стал бегло просматривать. Здоровяк всё время молчал. Зато другой тараторил без умолку. Первый час – очень импульсивно, бегая по изолятору – три шага туда, три обратно, всё время трогая что-то. Стены, полы, лавки, решётку. Даже прыгал до потолка, чтобы достать и пощупать светильники. Этим выдав наблюдателю, что был мелкий родом с «тяжёлой» планеты. Потом мелкий пытался растормошить здоровяка, что сидел как восковая фигура – совсем без движения.
Это поведение большого заинтересовало Болана. Потому он отмотал изображение назад, в ускоренном воспроизведении просмотрел несколько часов записи. Если другой метался по изолятору как гнус, то здоровяк был настолько недвижим, что его изображение было как стоп-кадр. На протяжении нескольких часов.
И только один раз он шевельнулся. Этот, другой, подёргал за прутья решётки, потужился, пробуя их на прочность, и сел обратно – не помогла ему его «тяжёлая» мускулатура. А здоровяк – встал, подошёл к решётке, разогнул прутья без видимого усилия, но также сел обратно. Так они и просидели до появления встревоженного наряда. Даже суетной мелкий больше не вставал с сиденья.
– Ничего не понимаю, – пробормотал Болан.
– Я образец речи прогнала через коммуникаторы, – проскрипела Жогла, – наш департамент пасовал. Флот ещё думает. Я запросила
