отставал он от шустрой погорелицы, надо полагать, знавшей развалины наощупь.
Страшное это было место, проклятое. Судя по многочисленности сложенных из камня, а ныне оземленелых подстенков, Сволочь-на-Сволочи простирался на многие переклики, доходя на севере чуть ли не до самой Ярилиной Дороги. Сказывают, пало сюда с небес разгневанное солнышко и выжгло город дотла, пощадив лишь княжьи хоромы, измуравленные на месте слияния двух рек, да прижавшуюся к Вытекле слободку древорезов… В общем-то оно и понятно: князь солнышку угоден, сам красным солнышком прозывается, а древорезы люди смирные, идольцев жертвенных режут – за что их жечь?
Преданий об этом несчастье сохранилось много, а вот из очевидцев остался, пожалуй, один только старенький воевода Полкан Удатый, если ему, конечно, посчастливилось уцелеть в недавней битве на речке Сволочи. Сами берендеи до сих пор не отваживались селиться на обширном пепелище, да и погорельцев не жаловали за то, что в развалинах живут…
Беглецы уже миновали низкий вал, служивший когда-то основой внутренней стены, когда древорез наконец спохватился.
– Э!.. – ошеломленно окликнул он. – А Докука-то?..
– Да на кой он тебе нужен? – не оборачиваясь, недовольно бросила погорелица.
Кудыка остановился в растерянности и беспомощно оглянулся. Договаривались-то как?..
– Ну чего стал? – прошипела она. – Живей давай!..
Кудыка моргал. Бросать товарища связанным было совестно… Хотя… Что ему грозит, Докуке? Сводят утром на капище да и отпустят. Волхвам-то наверняка Кудыку подавай, а не Докуку – до боярской племянницы им дела нет…
Древорез махнул озябшей рукой и поспешил вослед за девкой. И в этот миг откуда-то издалека донесся тихий, но ясный вопль. Голос был Докукин.
– Спишь? Тебя зачем сюда поставили?.. Бока отлеживать?..
Погорелица злорадно засмеялась.
– Тревогу поднял, лоботес!.. – сообщила она, хотя и без нее все было ясно. – А ты, чай, возвращаться за ним хотел… за дружком за своим…
Ухватила за руку и, хрустя настом, повлекла в какую-то узкую расселину, где оба и залегли. В развалинах тем временем стало шумно. Крики, брань, треск. Должно быть, всполошенные Докукой погорельцы спросонья кинулись кто куда и в который уже раз порушили землянку. Потом над общим гомоном взмыл голос главаря Пепелюги, померещились звуки далеких оплеушин. Вскоре замельтешили, рассыпались в ночи огоньки смоляных светочей – погорельцы обшаривали окрестность.
– Найдут!.. – охнул Кудыка.
– Не найдут, – успокоила суженая. – По гололеду-то!.. Снега нет – и следа нет…
– А случайно наткнутся?
Вместо ответа погорелица больно стиснула ему руку, и Кудыка испуганно умолк. Неподалеку хрустел наст, слышались голоса.
– Просыпаюсь… – возмущенно, взахлеб жаловался кому-то Докука. – Костерок еле тлеет, сторож этот твой уже седьмой сон
