она соответствовала его тщедушному тельцу. И Сеня забеспокоился, что корона ему окажется так велика, что когда его будут короновать, голова сквозь нее проскользнет и корона окажется на шее, как воротник. «Интересно, подумал Сеня, – а…»
– А у предыдущего короля была большая голова? – спросил он Мерлина.
Они входили в маленькую башенку, где была винтовая лестница. Мерлин обернулся и ответил:
– Шестидесят сантиметров в окружности.
– Да? – эта цифра Сене ни о чем не говорила. Он покупал шапки не глядя на размеры, просто примерял, как подойдет. Но шестьдесят, это похоже, очень много для головы. У Сени, наверное, всего сорок.
– У тебя, – Мерлин снова обернулся – он взбирался по ступенькам впереди Сени, – думаю, пятьдесят семь.
– Правда? – поразился Сеня. И подумал, что Мерлин, наверное, спец по головам. Или по коронам. Он спросил: – И вы так, на глаз опередляете?
– Хороший был бы я шляпник, если бы не мог размер головы на глаз определить.
– А вы шляпник? – удивился Сеня. Ему-то казалось, что Мерлин – это и есть профессия Мерлина.
– Каждый друид, – ответствовал Мерлин, – должен уметь сам сшить себе колпак. Потому что колпаки, они как перчатки, постоянно теряются, изнашиваются, опаляются пламенем и прочее…
Сеня подумал, что перчатки на обязательно опаляются пламенем (если это, конечно, не перчатки пожарного), но промолчал.
– Поэтому, – продолжал Мерлин, – каждый волшебник немного шляпник… Как и, впрочем, каждый шляпник немного волшебник.
– Да? – с сомнением сказал Сеня.
– Головной убор, – важно сказал старик, – может совершенно изменить лицо человека. А значит, и его поведение.
Сеня подумал, что это действительно может быть так. Особенно если головной убор – корона.
Но сказал о другом:
– Но вы же могли бы заказать кому-нибудь сшить себе колпак.
– Вот еще! – хмыкнул Мерлин.
Они поднялись наконец на второй этаж и вышли в широкий и длинный коридор, с потолка которого хрустальными гроздьями свисали огромные люстры. Прошли мимо нескольких разномастных дверей – то изящных резных, то из толстых досок и оббитых железом, то витражных (что изображалось на этих витражах, было совершенно непонятно – то ли мастер был не способен изобразить что-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающее хоть что-нибудь, то ли, наоборот, был чертовски талантлив, перегнал свой век и дошел до абстрактной живописи, в которой по степени абстрактности дал фору самому Пикассо. Хотя какой в этой стране был век, это еще неизвестно. Но судя по общему развитию, можно было бы предположить, что до технической революции им еще топать и топать. По их неровным и бандитским дорогам).
Мерлин толкнул одну из простых деревянных, выкрашенных белой краской дверей, сказал, заходя:
– Твоя спальня, Ваше Величество.
Они зашли в большую квадратную залу с окнами во всю противоположную двери стену. Да, спальня была – сказать большой, это не сказать ничего
