с дурой этой. Даже если что-то вчера случилось, уже наступил новый день. Новый день новой жизни.
Жизнь эта пошла своим чередом. Глеб работал в офисе, Катя – дома. По вечерам они ужинали, по выходным выбирались в центр, летом ездили к морю. Раз в два месяца встречались с друзьями. Катя бросала колкости, холодно улыбалась, выискивая в знакомых чертах мельчайшие изменения. Янка стремительно старела, на ее детское лицо будто накинули тонкую паутину первых морщин, приходилось кивать участливо, когда она говорила о маме. И на похороны поехать тоже пришлось. Костик толстел, пока незаметно, но лет через пять с ним будет кончено. Пузо опустится на ремень, залысины превратятся в лысины. Даже смешно вспоминать, как поперлась к нему однажды, мстить неверному мужу, пьяная до слюней, хорошо вовремя осознала, свела на шутку, уехала домой, а он потом смотрел глазами побитого пса до конца года, дебил. Дениска становился все молчаливее, серее как-то, его было даже жалко. Но лезть в душу не хотелось, мало ли какие там черти? Тут бы со своими разобраться. Они говорили о всякой ерунде, пили, натужно смеялись, в такси Катя прислонялась лбом к холодному стеклу, смотрела на проплывающий мимо город, и ей становилось так тоскливо, что щекотало в горле. До дома она успевала успокоиться. Время шло, жизнь вместе с ним.
А потом у Янки умерла мама. Отмучилась, бедолага, успев выпить последние соки из любимой дочурки. Хоронили ее все вместе, на Янку страшно было смотреть. Но Катя смотрела, сама удивляясь неожиданной злобе, поднимающейся к горлу. Обида, заглушенная за одну бессонную ночь, разгорелась с новой силой. И когда Глеб тащил безвольную Янку к такси после поминок, Катя стояла у края парковки и с упоением смотрела на ее сгорбленную спину, опущенные плечи и стрелку, поехавшую на чулке от щиколотки к колену и дальше, под подол слишком узкой юбки. Язык вязало, будто Катя наелась хурмы, слюна собралась во рту, хотелось сплюнуть ее, но было неловко. Глеб усадил Янку в машину, наскоро поцеловал и поспешил обратно. Он был смущен, может, в первый раз за их долгую жизнь впятером. Сколько наслаждений может доставить минутная сцена, если ждал ее много лет! Катя впитывала картинку, ликуя, и сама боялась себя. Глеб подхватил ее под локоть, в последний момент Катя обернулась, Янка смотрела на них через пыльное стекло такси. Машина тронулась, и Янка исчезла в салоне. Катя сплюнула под ноги. Слюна была вязкой и белесой.
Когда они сделали это еще раз, Катя сразу все поняла. Глеб вернулся домой вовремя, немного помятый, но скорее уставший, чем возбужденный. Они поговорили о чем-то пустом, кажется, что курица пересохла в духовке, но с соусом ничего, пойдет. Катя никак не могла понять, чем это пахнет так странно, совсем не так, как должно пахнуть в самом начале столичной весны.
– У тебя гель для душа новый? – спросила она, когда Глеб улегся рядом, еще влажный, уже сонный.
– Да нет, тот же. – Быстро поцеловал ее в лоб и повернулся к стене. – Давай спать.
Катя сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. И вдруг узнала запах. Манго. Спелое,
