сказать, его убили, – педантично поправила она. На ее лице ничего не отразилось. – Иначе у полиции не было бы интереса к его смерти.
– Боюсь, что так. Вам что-нибудь об этом известно?
– Ничего.
– Вы не знаете, кто мог желать его смерти?
Леди Гринберг не ответила, в глубокой задумчивости глядя на стол перед собой. Эйзенхарт повторил вопрос. Крышка портсигара, который она снова принялась вертеть в руках, громко щелкнула, и леди Эвелин вздрогнула.
– Прошу прощения, – извинилась она. – Видимо, это известие оказалось для меня бо́льшим ударом, чем я думала. Вы не возражаете, если я на минуту отлучусь в дамскую комнату? Мне нужно прийти в себя.
– Разумеется.
Виктор проследил, как леди Гринберг скрылась за ширмой на другом конце зала, прежде чем обернулся ко мне.
– Что вы о ней думаете?
– Канарейка. Хотя и несколько обделенная их очарованием.
Инклинация леди Гринберг была под стать ей самой: блеклой. Эйзенхарт смерил меня внимательным взглядом.
– Вы из тех людей, кто судит о человеке по его покровителю, док?
– Мой опыт показывает, что этот метод не хуже других, – не поддался я на провокацию. – Вы считаете иначе?
– Да, – подтвердил Эйзенхарт. – Считаю.
– Почему же?
– Потому что ничего из того, что мы сейчас видели, не сходится с портретом канарейки.
Я ничего подобного не заметил.
– Например?
– Она упряма. И откровенно пренебрегает мнением общества. Оглянитесь вокруг, док!
Я последовал его совету и понял, что он имел в виду. Публика в кафе была исключительно мужской. Брокеры и служащие министерств, офицеры и молодые аристократы. Черные котелки и кепи, белые накрахмаленные рубашки, синие мундиры и твид. Прийти в подобную компанию в одиночестве? Скандал для молодой леди.
Тот же скандал, что слышался за коротким «Кофе. Черный».
За время последней войны мир изменился. Когда я отбывал в Альсизар, ужасным конфузом было случайно увидеть щиколотку дамы. Правила приличия исключали любой контакт, кроме танцев, а незамужние девушки не могли выйти из дома без дуэньи. Замужние дамы имели больше свободы, но даже им запрещалось посещать кафе и рестораны, поскольку прием пищи считался слишком личным занятием для женщин. Исключения совершались только для званых вечеров, на которые леди были вынуждены сопровождать супругов. Табак? Как можно! Кофе? Помилуйте, не для столь нежных и хрупких натур. Разве что самую каплю, разбавленную до белизны молоком и густыми сладкими сливками. Прочее оставьте тем, кто выдержит горечь и крепость. Мужчинам.
Тысяча восемьсот девяносто восьмой, двенадцать лет войны, двенадцать лет без надзора мужчин, и все перевернулось. Современная мода поощряла оголять ноги настолько, чтобы была видна резинка чулок, а сигареты и янтарно блестящий мундштук стали модным женским аксессуаром. Никто не удивлялся, увидев девушку на улице без сопровождения. Откровенный флирт уже никем не осуждался.
