таким же тоном ответила она и прошла мимо.
Черт! Я чувствовал себя полным идиотом. Но просто не мог поступать иначе. Слишком многие обращали внимание на нее. Слишком многие слащаво улыбались, говоря ей что-то натянуто веселое. Я иногда видел, как она смотрит на них, и не хотел получить такой же взгляд. Я не хотел быть одним из них. Да и вообще, глупо было все. Я даже не знал, как обращаться к ней. «Надя», – мне казалось как-то фамильярно и… слащаво. «Надежда» – слишком напыщенно и… глупо. Впрочем, кажется, мне еще ни разу не понадобилось называть ее по имени – почти все наше общение представляло собой вот эти приветствия, чему, признаться, я был даже рад. Ведь я совершенно не представлял, что делать с этим, и нужно ли делать что-то вообще. С одной стороны, почему я должен что-то делать? Кто заставляет меня, и зачем это? Ну и что, что она красива? Мне и без нее есть с кем провести вечер и ночь. Зачем она мне? Но с другой стороны… В общем, все было непонятно и странно. Я не знал, что делать, и просто скрывался под маской служебного безразличия. Но каким же идиотом я чувствовал себя при этом! И хуже того, абсолютно не понимая почему.
Пройдя по коридору, зашел в дверь своей комнаты. Галина Николаевна подняла на меня суровый взгляд.
– Опаздываешь, – укоряюще произнесла она.
– Всего на пару минут, – весело отозвался я, – разве это опоздание?
Она недовольно покачала головой и продолжила переписывать что-то из тетрадки на лист бумаги. Я снял куртку и повесил ее в шкаф, потом поздоровался за руку с Анатолием Михайловичем, Сашей и сел за свой стол.
Анджелы не было. Я не без удовольствия отметил этот факт – выходит, не один я опоздал сегодня. Но не успел я порадоваться такому положению, как Анджела вошла в комнату не в шубе или пальто (или в чем она там ходила?) – то есть, явно не с улицы.
– А, все опаздываешь? – улыбнувшись, сказала она мне.
– Привет, – пробурчал я и погрузился в работу.
Куча бумаг, цифр – как же надоело это! Утром всегда тяжело заставить себя работать. Правда, потом привыкаешь, проникнувшись механичностью, монотонностью рабочего дня, и становясь таким же механическим и монотонным.
Примерно через час вышел курить. Миша, работавший в соседней комнате, стоял в коридоре с дымящейся сигаретой. Я остановился рядом с ним.
– Как дела?
– Ничего. У тебя как?
– А, – он махнул рукой, – между плохо и могилой.
– Что так?
– Вчера на день рождения к другу ходил – вот, сегодня мучаюсь.
– Угу, – посочувствовал я. – До вечера еще далеко.
– Какое там до вечера! Виктор Степанович в отъезде, так что можно было бы сейчас сбегать. Только денег нет, – он с надеждой посмотрел на меня. – Может, одолжишь, сколько не жалко?
– Не жалко? – я вспоминал, сколько у меня с собой денег.
– Завтра отдам, – божился Миша. – Просто я сегодня не из дома приехал,
