отличающийся известной тяжеловесностью. Положенную в основу работы теорию, которая поначалу была мне так важна, я не стал формулировать, а, веря в ее пробивную силу, вплел ее в изложение конкретных событий. Таким образом, специалисты не остались полностью обделены, а читатель, на любопытство и интерес которого уповает автор, также получил свое.
Существует совсем немного феноменов, которые можно считать европейскими и которые доступны для наблюдения на протяжении ряда столетий. Наблюдая их, мы получаем шанс вскрыть законы эпохальных изменений в структуре тех человеческих обществ, которые довольно неудачно были обозначены как «западные». Осуществлявшиеся в последние десятилетия проекты, если следовать логике их притязаний, ориентировались на «большие» явления: на «процесс цивилизации» (Норберт Элиас), на государственные и национальные образования, на революции и эпохальные крахи (Райнхарт Козеллек), на всеобъемлющие духовные движения, такие как «процесс теоретического любопытства» (Ханс Блюменберг), на роль религии и религиозного или на примечательные специфические тенденции, такие как история образования в Германии (Георг Болленбек). Почему тогда – таковы были мои исходные размышления – нельзя добиваться понимания «тенденций стратегического порядка», подойдя к ним с другой стороны: отталкиваясь от рассмотрения маргинального, которое по причине своей кажущейся незначительности никогда не сможет обрести свое место в исторической памяти. Народы рома, использовавшие различные пути миграции и добравшиеся буквально до каждого уголка континента, включая Британские острова, представляют собой именно такой находящийся на обочине европейский феномен. Несмотря на национальные, региональные и языковые особенности, весь процесс их восприятия, наделения идентичностью, отношения к ним и их дискриминации оформлялся как отчетливо единая череда событий, чрезвычайно полезная для понимания теневых сторон европейского развития по направлению к современности.
В пору своего «прибытия» – а это был переходный период от Средневековья к Новому времени – они попали в эпохальные переделки, от которых пытались уклониться: пляжные аксессуары минувших времен на берегах современности. Очень скоро после этого они – как правило, в негативном ключе – стали воплощением преодоленных состояний, символом всего отжившего, той манеры поведения, от которой у современников лицо заливала краска стыда либо в душе вспыхивала ярость. Европейские общественные образования на пороге Нового времени искали образцы восприятия, которые могли бы позволить им определить социальное место для внезапно появившихся чужаков. Этот процесс был с самого начала сопряжен с высоким накалом эмоций и сопровождался отторжением, социальной неприязнью и преследованиями.
Что касается мыслей и чувств народов рома, то мы оглядываемся назад, в непроглядную мглу, которая, видимо, никогда не рассеется, потому
