ничего не предпринимать, как водится у наших сраных интеллигентов, – сказал Коба. – Кронштадтский Совет сейчас проводит митинг на Якорной площади. Тысяч пять матросов, думаю, приплывут днем в Петроград. Мы надеемся также на Первый пулеметный полк. Короче, мы с тобой начинаем действовать.
И мы отправились в Совет.
Я объявил Чхеидзе:
– Положение сложное, солдаты, матросы и рабочие рвутся на улицу.
После чего заговорил Коба:
– Наша партия конечно же не одобряет эти действия и разослала агитаторов – удерживать людей.
Коба попросил занести это заявление в протокол.
Мой родственник Чхеидзе спросил с усмешкой:
– Скажите, дорогие, зачем мирным людям заносить в протокол заявления о своих мирных намерениях?
Я промолчал. Но Коба… великий актер. Он вздохнул и развел руками. И Чхеидзе понял: миролюбец Коба пытался остановить безумцев большевиков, но тщетно. Коба попросил позволения уйти, чтобы продолжать удерживать рвущихся восстать рабочих, матросов и солдат.
Мы возвратились в особняк, когда морячки-кронштадтцы под руководством все того же мичмана Раскольникова уже подплыли к Петрограду, высадились у Николаевского моста и пошли к бывшему дому Кшесинской…
Я увидел в окно: колонна вооруженных матросов без конца и края протянулась вдоль дворца. И застыла. Стояли мрачные, яростные. С огромными плакатами: «Долой Временное правительство», «Долой войну», «Вся власть Советам». Колонну замыкали грузовики. В грузовиках – матросики в обнимку с девками. Одной рукой обнимает, в другой – винтовка. Веселятся от души – под хохот девок пьяно палят в воздух.
На балкон вышли Луначарский и Свердлов – «большевики второго разряда». Но матросы их погнали:
– Даешь товарища Ленина!
– Товарищ Ленин нездоров, – объявил Свердлов.
(С момента прибытия Ленина в Петроград Свердлов буквально не отходил от него – он был главный порученец, секретарь, нянька.)
Матросы начали волноваться. В особняк вбежал взбешенный мичман Раскольников.
Я повел его в спальню балерины. Здесь, у камина, сидели Ильич и миролюбец Коба.
Раскольников начал возбужденно:
– Владимир Ильич! Матросы ждут вашей речи. Мы пришли, чтобы передать всю власть Советам.
Ильич был явно растерян и… испуган. В это время в комнату вошел Свердлов.
Он понял состояние Ленина, сказал:
– Владимиру Ильичу выходить на балкон нельзя. Мы не знаем, что придет в голову полупьяной, накокаиненной, вооруженной толпе.
Но не выходить тоже было нельзя. Раскольников решительно заявил об этом. Тогда Свердлов предложил:
– Объявим так: «Будет говорить член Исполкома Совета и член ЦК нашей партии товарищ Коба Сталин». Выйдет Фудзи, он похож. Только Фудзи придется сейчас
